Гурыч

Главы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, Эпилог

Эпилог.

Рассказчик замолчал и стал сворачивать очередную самокрутку из куска старой газеты. Большинство его слушателей срубились прямо у костра и улеглись на земле, сонно хлопая редких предрассветных комаров, что-то бормоча спросонья. Двое сидели, уперев взгляд в раскаленные угли. Один из них вдруг встрепенулся, сочувственно поглядел сначала на второго, перевел недоверчивый взгляд на закурившего и спросил:
– Так ты, получается, можешь аномалии насквозь видеть?
– Так ты тоже можешь – усмехнулся тот – только вот гладить не советую.

Помолчали. Наконец, рассказчик, видимо, долго державший это в себе, выдал:
– Странно как-то получается. Мы пошли, вроде, заниматься сущими пустяками. Кино это. Кинозвезда эта, Алена. Вторая кинозвезда – Писатель. Нам бы вернуться – все были бы живы. Так нет, человеческий порок «хочу все знать» и эта их… высокая цель. Влезли в такие места, снюхались с такими силами, что до сих пор не пойму, где я был марионеткой, где действительно от меня что-то зависело. Запутали все еще больше, перемешали добро со злом. И в итоге для того «благого», что получилось из этого похода, пришлось создавать целый новый мир, чтобы спасти… блин, чуть было не сказал «этот». Чтобы спасти мой мир, оставить его таким, каков он есть, до нового пламенного искателя перемен. До сих пор думаю: может, мы все – попросту струхнули от перспектив? Как раскрылась панель управления мирами, как я получил в руки возможность действительно влиять на все вокруг – может у меня просто коленки затряслись? Страх, ответственность и то самое… бремя власти… Теперь и не узнать, что лучше – пытаться что-то исправить, рискуя всем или оставить как есть, но чтобы каждый день просыпаться с чувством, что зря живешь свою жизнь. Пройти десятки, если не сотни миров, реальностей, узнать людей, их сущность, их темных двойников хрен знает в каком аду живущих… Повидать, в общем. И к чему прийти? Чтобы очередной зеленый молокосос тебя спрашивал о всякой фигне…
– А эта штука, аномалия, голос внутри тебя – жива еще? Она… правда может артефакты находить, ведь правда?
Эту фразу оба проговорили в один голос, в унисон, молодой сталкер с горящими глазами и истеричными нотками в голосе, а рассказчик – издевательским петрушечьим голоском.

Третий, молчавший до того момента вскочил на ноги, в руке его уже был снятый с предохранителя пистолет.
– Вы что тут? Сговорились? Если так, то пошли отсюда, подобру-поздорову. Нам тут не надо ни мутантов, ни пророков, ни клоунов.
– Да ты что, братан? – Молодой сталкер пытался оправдаться, не сводя глаза с оружия. – Да мы ж с тобой ужинали, когда этот… – он кивнул в сторону невозмутимо сидевшего рассказчика в плаще, который и не думал касаться своего пулемета, просто отвернулся и задымил в сторону рассвета – когда этот в лагерь пришел. Ты ж его к костру и позвал. Я-то тут причем?
– А хрен знает. Может ни при чем. А может и заодно с ним. Этот уболтал всех, усыпил, а потом перероете пожитки наши и поминай как звали. Шалишь. Оба ляжете тута. Сейчас я всех подыму, узнаете тогда. А там и с тобой, суперменом, разберемся, никакой Чертов Свищ тебе не поможет. А тебе наука – это уже касалось молодого – никогда о такой аномалии тута не слыхали. Монолит – да, есть такое. А чтобы такое же чудное, только вроде как доброе…– последовал смешок. – Нет, такого не было. Я так думаю, если ты «прыгун» – то предметы есть у тебя с собой особенные, неотсюда. Давай-ка рюкзак твой посмотрим.
Он зацепил тощий вещмешок ногой, отошел, волоча его, метра на три. Потом стволом подозвал молодого.
– Открывай.

С минуту тот возился с тугим узлом, потом плюнул, достал нож и разрезал веревку вместе с тканью.
– Тушенка тут. КПК выключенные, три штуки. Патроны… натовские. Слышь, может свободовец он? У меня корефан в «Долге», может, сдадим шпиона? – Дальше почти зашептал громко, пытаясь загладить то, что приняли его самого за «клоуна». – Они нам патронов отсыплют, может и работу дадут. Артефактов, тут уж наверняка перепадет. Ежели «Свобода» подбивает клинья на Кордон, так с целью: тут «долговские» поставки перекрыть можно, наложить лапу на снабжение. Да за такую информацию… И остался вдруг сидеть неподвижно с разинутым ртом.

Из-за отвернувшегося спиной силуэта рассказчика послышался все тот же петрушечий голосишко:
– Гнилой человечек-то. За артефакты маму родную готов продать. Ну, или хотя бы меня. Доведется – и тебя продаст. Может, из него самого артефакт сделаем, как думаешь? Тут за холмом Трамплин есть, выверт получится, еще водяры возьмете.
– Заткнись! Ээй! – вооруженный пистолетом сталкер помахал рукой перед лицом молодого, ткнул его ногой, тот повалился, было, на траву, а после с непреходящим тупым выражением лица принял ту же самую позу с открытым ртом. – Что ты с ним сделал?
– Пусть посидит, подумает. – Петрушечьи интонации сменились ядовитым сарказмом. – Вот сколько таких среди вас? Думаешь, легко быть добрым волшебником, если каждый второй приходящий к тебе – вот такая мразь? Уж и ловушек понаставишь, и по реальности выделишь, чтобы не возвращались и других не смущали… Отвадишь злыдней. Так все равно, уже добрые люди добрыми вестями разнесут славу о тебе. А добрые – куда опаснее получаются. Свербит у них. Каждому дай попытку то мир спасти, то счастье всем даром, а всегда все боком выходило. Пьянь и халявщики. Правильно всех вас Зона собирает, выйдет срок, прихлопнет. Со мной и Монолитом.

Тут его голос вдруг сменился с петрушечьего на человеческий.
– Ладно, пора мне. И это не моя деревенька, выходит. Надо снова попробовать «прыгнуть», если и на тот раз не выйдет – тогда на север двинем, к Монолиту. Посидим, покалякаем, обнимемся. Эти двое… Монолит с Сущим, пусть хоть в ад катятся или лопнут, раскурочат друг дружку, может, так Зона и исчезнет. Надоело людей насквозь видеть, аномалии, зверье… У меня еще четыреста девяносто девять лет на поиски счастья. Так хоть в нормальном мире их провести, без вас всех. И убери свою пукалку. Не боюсь я ее.
– Стоять! Ох… а это что? – Сталкер поднял выкатившийся из рюкзака артефакт в форме застывшего языка пламени. – Отродясь такого не видел.
– И не увидишь. В ваших краях такое не водится.
– Подъем! Всем подъем! – Сталкер дважды пальнул в воздух и заорал так, что рассказчик поморщился. – Глядите! И этот вот знает, где такое еще есть!

Спящие по одному просыпались, продирали пьяные глаза, таращились на светящийся артефакт и злобно глядели на небритого мужика в брезентовом плаще. Потом с пожитками и оружием все плотнее окружали пятачок у костра, наблюдая, как молодой сталкер все еще сидит с раскрытым ртом, а его приятель продолжает копаться в рюкзаке рассказчика.
– Эхх, ма… – вдруг прошептал искатель. – А это что? И достал пачку зеленоватой резаной бумаги, упакованной в плотный целлофан. «Баксы» – зашелестело меж людей.
– Тысяч пятьдесят, без балды. Это ж на всех нас раскинуть – по пятере выйдет, не меньше. Делиться надо, дядя!
Толпа одобрительно зашумела, щелкнули затворы.

«Дядя» неожиданно повернулся к публике, на его лице играла улыбка. Голос вновь сделался мерзким кукольно-петрушечьим.
– Делиться оно завсегда пожалуйста. – Он сунут самокрутку в рот, заставив десяток стволов направиться прямо ему в лицо и весело хохотнул: – Что вы испереживались-то так? Протуберанец, так называется артефакт этот. И вон там, на холме, их полно! Да сами посмотрите! Там пространственная аномалия, Россыпь. Видать, она-то эту штуку принесла сюда с северных болот, я там ее и подобрал. Да там еще есть!
– Точно! – один из сталкеров уже смотрел в бинокль на холм. – Огоньки там какие-то. Будто икру просыпали… Не договорив, он сунул бинокль за пазуху и со всех ног бросился бежать. Его одинокий топот в предрассветном сумраке секунду спустя перекрыл звук бегущего и ломающего низкие кусты стада.

Пятачок у костра опустел, если не считать рассказчика и новичка с разинутым ртом. Докурив самокрутку, мужичок в старом плаще стал собирать пожитки, разбросанные из рюкзака и затоптанные сталкерами в сухую пыль вперемежку с золой от почти погасшего огня.

– Кхе, кхе! – вдруг раздалось сзади. – Опять, «зелень» своими байками смущаешь? Вот за это я вас, бывалых, на дух не переношу. После таких – вечные проблемы с клиентурой. Особенно после тебя. «Сверхспособности», шмособности… Сам-то весной под контролера попал, рассказали мне… знающие люди. С тех пор гипнозом балуешься и аномалии чуешь, так? То «дар» известный. Неуникальный, прямо скажем. Половина таких дароносцев отдали концы от инфаркта, другую половину… человек… три… только я к себе в лагерь и пущаю, больше никто не рискует. Из Зоны б тебе надо, врачам показаться. Денег могу дать. На проезд, хе-хе.
– Не надо, Сидорович, твоя лысая башка может быть спокойна. Не возьму я твоих денег, у меня свои есть.
– Так тебя ж обули только что! Ты, кстати, что им навешал-то? На холме отродясь никаких артефактов и неведомых аномалий не было. Все тут ведомо. В клочки-то их там не порвет? А то пока новые придут… у меня товар заплесневеет.
– Не порвет. Пси-поле там. Безвредное, молодое. Постоят столбами до выброса, он часов в шесть вечера будет. Не поумнеют, так норова поубавят, мультики посмотрят. Мне еще туда нужно будет заглянуть, деньжата и Протуберанец вернуть. Ладно, пора мне. Может, рванем по соточке на дорожку, а, Сидор?
– Это твоего мухоморного самопляса, что ли? Эх, Седой, погубит тебя это пойло! Проучить бы ту заразу, что научила тебя его готовить, да знаю я ее, пошлет ко мне кого-нибудь с заговоренным каким настоем, подольют мне его в молоко пониженной жирности… Испортят продукт, думаешь, легко достать? Все ваши заморочки-то мне до фени, хоть за край света ходите, только народ мне тут не смущать! Бросай ты это дело, видения твои мне все больше и больше не нравятся. Если б аномалии не чуял и всякие редкости не таскал… Погодь. Протуберанец, ты сказал? Тот самый? Может, все-таки продашь?
– «Погубит». Тоже мне, жалельщик. Да эта настойка Его только… – Седой сделал паузу, необходимую для того, чтобы приложиться еще раз к бутылке с мутноватой жидкостью – только и удерживает в узде, Он мое измененное сознание контролировать не в состоянии. Правда пришлось за это заплатить тем, что больше не могу аномалии передвигать и мысли щупать, почти ничего не могу, только вот людей вижу насквозь по-прежнему, что погано, да еще могу между реальностями сигать, что, порой, невовремя и потому некузяво. Все прочие способности, что Он мне дал – они только с Ним в комплекте и работают, но сил уже нет Его подколы и шутки-прибаутки выносить, ты сам видел, чем это кончается. Пришлось многим пожертвовать, но стреножить паразита, засыпает он от настоя. Но то ли привыкание уже, то ли еще чего, но учится, падла, снова прорезаться голосок стал. Спешить надо. А Протуберанец не продам и не проси. Этот – не продам. Он навроде попутчика мне, да, случается, и помогает временами, подсказывает, где что нужное лежит, диковина какая, хотя до хабара ли… Через него у меня даже грамотность повысилась, печатаю без ошибок теперь. Ругает он за них. Разведотдел тоже все купить его порывается, когда на меня выходит. Пугают все: мол, в этом артефакте ихнего военнослужащего вроде как в плену удерживаю. Грозились даже. А Мурашкин к ним обратно не хочет, понял? Говорит, его сразу на детальки-батарейки раздергают, будут опыты ставить, потом какой-нибудь аппарат соорудят, чтобы мысли читать или аномалии искать. А его контракт уже вышел, ему покоя охота. Вот на ЧАЭС свидимся кое с кем, погуторим. Я этих недругов, Монолита и Свища – познакомлю, посидят, порешат, что со всем этим делать. А потом, может, и Мурашкина в какое более соответствующее тело или агрегатное состояние перебросим. Или отправим в солнечное утро 2012 года, чтобы посадить на автобус с кондиционером. Поглядим. Может, вместе уйдем. Друг мне сейчас не помешает, хоть такой завалящий. Не тебя ж брать с собой. Ты, куркуль, от своих банок и камушков оторвешься разве? «Молоко пониженной жирности». В то, что ты упырь, кровь сырую хлещешь – в это я скорее поверю.

Сидорович отступил на шаг, взялся руками за карманы жилетки, заложив большие пальцы и сощурился, недобро, проговорив ровно и с расстановкой:
– Ну, всего, всего изругал, вот какой же я нехороший. А не боишься, что я тебе вход в мою деревеньку закрою?
– Нет, не боюсь, Сидорович. Я именно сюда ворочаться сам не собираюсь. Знаешь, вот кто-кто, а ты, где с миром какое-нибудь дерьмо случилось, навроде Зоны, во всех реальностях ты один и тот же. Мужик ты честный, но… а, ладно, проехали. Я с тобой уже раз в пятый или тридцать пятый говорю, осматриваю все вокруг: туда попал или не туда? Вот только, похоже, все больше запутываюсь и понимаю: снова я не туда «прыгнул», хотя все тут вроде свое. Начинаю забывать, как все ТОГДА было. Но ТАМ, откуда я пришел, меня как раз Седой в поход наставлял, а тут… ээх, да не поймете вы, да и не надо… Пора мне, пойду. Не провожай. Целоваться тоже не будем.

С этими словами рассказчик отвернулся от Сидоровича и пошел, обогнув полуразвалившийся плетень, направляясь к холму, на верхушке которого в голубоватом пси-поле застыло с неполный десяток его недавних грабителей. Подобрал несколько предметов, в том числе злополучный артефакт и пачку стодолларовых купюр, упакованную в целлофан. Сидорович, прищурясь, всматривался до последнего: растворится силуэт на фоне начинающего светлеть утреннего неба, но к его глубокому разочарованию, фигура просто скрылась за холмом. Пнув несколько пустых жестянок из-под тушенки, он устало пробормотал: «Эх, Седой, Седой, бросал бы ты свою мухоморовку…», но фразы так и не закончил. Прошелся туда-сюда, посмотрел на все еще сидящего у погасшего костра сталкера с разинутым ртом. Подавил смешок и добавил бы еще что-нибудь едкое, как вдруг тишину невозмутимого сентябрьского рассвета нарушил новый, сипящий звук, совсем не подобающий мирной и молчаливой природе голодной, но по-утреннему несколько ленивой пока Зоне.

В этот самый момент мимо него, свернув на грунтовку между домами, просипел армейский микроавтобус «Фольксштерн-транспортер», волоча за собой клубы пара и приседая на один бок. Впрочем, такое тут не было особой редкостью: не один водитель до них уже пробивал баллоны на этом участке дороги. Говорили, что когда-то тут проходила узкоколейка, асфальт клали на ту же насыпь, наскоро отодрав рельсы, замуровав, таким образом, изрядно всякого мусора, в том числе гвоздей, костылей и прочего, что имело отношение к железной дороге и перевозимому по ней. В сильные грозы, говорили, над дорогой образуется атмосферная магнитная аномалия, которая буквально вытягивает сквозь полотно все металлические предметы на поверхность, так что все время в разных местах из рассыпающегося асфальта появляются торчащие проблемы для автомобильных колес. А может быть водила при этом цепанул на обочине «Стеклярус», такую неприятную кристаллическую породу, которая имеет обыкновение с треском взрываться от сильного нажатия или попадания пули, если разворочен только радиатор, считай, что дешево отделался. В общем, как бы то ни было, дальше этому транспортному средству путь был заказан.

Предвкушая неизбежный навар с неизбежно щедрых и тупых туристов, Сидорович приостановил начатое, было, движение в сторону своего «торгового павильона», коим он именовал приземистое стальное сооружение, сделанное из четырех сваренных железнодорожных контейнеров, над которыми было насыпано метра два грунта, извлеченного, как говорят, из вырытого ниже подземного склада. Верх этого рукотворного строительного шедевра был покрыт слоем дерна и частично засажен кустами: форзициями и ниппонскими спиреями, невесть как попавшими в эту глухомань. Из-за этого в сезон цветения и повторно осенью со стороны все казалось похожим на большую клумбу.

Торговец снова заложил руки в карманы жилетки, на этот раз выставив большие пальцы наружу, повернулся на каблуках и принял невозмутимую позу ожидания.

Боковая дверь микроавтобуса, наконец, откатилась в сторону и наружу выпрыгнула, разогнувшись, симпатичная особа лет двадцати пяти, ее безупречная фигура была затянута в облегающий комбинезон расцветки «пустыня», длинные каштановые волосы были завязаны узлом, а свисающие пряди справа и слева от лица прибраны под заколки в виде двух маленьких розовых бабочек. Эффектно потянувшись, походкой от бедра она не спеша подошла к торговцу.

Несколько секунд они молча глядели друг на друга. Наконец, красотка улыбнулась и сказала хорошо поставленным голосом, в коем отчетливо проглядывал опыт ведения телевизионных шоу:
– Здравствуйте. Меня зовут Алина. А Вы… Иннокентий Аммосович?
Торговца перекосило так, что отчасти его лицо стало похоже на морду псевдоплоти, попавшей в Отжим, но… всего секунда на пять, не больше. Тут же испуга как не бывало, брови его разгладились, а лицо приобрело цвет здорового молочного поросенка. Хитро ухмыльнувшись, он ответил:
– Это будет стоить вам лишних десять тысяч. Скажете это еще кому-нибудь – пошлю за вами полдесятка отморозков из бан… бригады Косореза, они отыщут любого. И запомни, девочка, самые заметные следы в Зоне оставляет язык. Пока он в голове и пока голова на плечах. Это в сборе довольно ценные вещи. И скажи своим, что первая их задача здесь: слушать, а не говорить. Если, конечно, вы не театр клоунов-сатириков и приехали не с разговорными концертами.

Девушка ничуть не смутилась, по ее лицу пробежала легкая насмешливая тень, наложив на легкий макияж маску делового выражения лица.
– Как же, в таком случае, Вас называть? Не «эй», же. Извиняться глупо, как нам Вас представили, так и зову.
– Кто же, позвольте поинтересоваться, меня так вам представил? Предполагаю, что с кем-то из своих близких знакомых я слишком давно не виделся. Долгая разлука всегда погано сказывается на обонянии. А терять нюх здесь так же прискорбно, как и мозги.
– Думаю, в разведотделе СВОЗО диспансеризации проходят регулярно, а осмотр у отоларинголога входит в обязательный курс. Я слышала, что Вы, например, никакой информации не даете бесплатно. Может быть, сделаем так: десять тысяч пойдут взаимозачетом, а я Вам – имя информатора? Так как же Вас звать?
– Разведотдееел? Нет, пожалуй, я эту десятку оставлю себе. Какой смысл, там все и так под вымышленными именами работают. Какой-нибудь полковник Шалтаев числится лейтенантом Болтаевым, думают, я не знаю… Впрочем, вас это уже не касается. По документам… каким-то… я числюсь как Перманганат Алишерович Валенков-Оболенский. Произносится трудно, так что давайте просто Сидорович. Предполагаю, что вы все-таки клоуны, а весь этот цирк – для того, чтобы показать себя, сбить с меня спесь ну и связями блеснуть. Так вот, на цене это никак не отразится. На остальное мне плевать. Десяточку – для начала, что задолжали.

Алина, снова еле уловимо усмехнувшись, протянула Сидоровичу пачку долларовых купюр. Тот деловито разорвал банковскую обечайку и зашуршал пальцами, перебирая бумажки, одновременно потирая их узловатыми пальцами. Закончив и хмыкнув, он достал из жилетного кармана резинку и мгновенно скрутив деньги в рулон, опоясал резинкой полученное и спрятал в карман.
– Прошу не считать меня крохобором, нужно было убедиться, что вы платежеспособны и способны отвечать за свои слова. Дипломатию и оплату верительных грамот считаем оконченными. Мне сообщили о вашем деле, но – в общих чертах. Я не смогу помочь, если не буду знать деталей. Не хотите говорить – скатертью дорога.
Алина показала на сидящего истуканом новичка:
– А можно не при посторонних? Может, пригласите даму к себе?
Тон Сидоровича нисколько не изменился:
– Этот не помешает, считайте его… мебелью. У меня там за стеллажами сдох кто-то, мышь, надеюсь. Воняет пока. Здесь свежий воздух. Заодно посмотрю, что выгружать будете. Смотрю, не по грибы приехали.

Двое мужчин, одетых в одинаковые общевойсковые камуфляжи без знаков отличия, выгрузили из микроавтобуса продолговатый армейский зеленый ящик, несколько тюков, по виду – с вещами. Сумку-холодильник. Две палатки. «Фольксштерн» стоял дверью прямо к беседующим и, как ни быстро после она была захлопнута, от торговца не укрылось и прочее содержимое груза этой странной компании.
– Камеры, смотрю, у вас. Что снимать собираетесь? Здесь, на Кордоне, разве что шоу разрывания Каруселью алкаша могу рекомендовать. Скучно тут.
– Нас интересуют мутанты, высокоорганизованные и опасные. Контролер, бюрер, полтергейст. Сойдет и кровосос, на первых порах. Если точнее, интересует хороший, профессиональный бой с мутантами.
– Э-э-э, робяты, тут ошибочка: гладиаторы – они в кино.
– Да, я в курсе. Мы сократим беседу, если я Вам скажу, что у нас есть кое-какая информация на этот счет. В частности, Вы правы, именно из кино. Новости проката слышали?
– Да куда уж нам, деревенщине. – Сидорович все еще казался сердитым, но в его голосе сквозила, скорее, обеспокоенность. – У нас тут афиш не вешают, кинопередвижки давно не было.
– Бросьте! – Алина явно начинала закипать. – Нам известно многое. Через три месяца в прокат выходит фильм, название уже полгода в Интернете лезет из всех щелей. «Берсерк», если я не ошибаюсь. Помимо игровых кадров, в фильме есть настоящие боевые сцены с дублером, снятые здесь, в Зоне. Имени дублера никто не знает, в том числе режиссер, директора и продюсеры. Понимаете? Именно реальность боев притягивает публику уже сейчас. Этот фильм гарантированно переплюнет успех всех «гарри поттеров» с «властелинами колец» и при всем этом никто не знает, кто сражался с чудищами лицом к лицу. Так, легенда, загадка. Якобы, чуть ли не последний из титанов, пришедший из параллельного мира и ушедший потом обратно. Перспектива увидеть не просто супермена, а реально существующего супергероя уже сейчас подняла акции киностудии выше Майкросайта. И Вы, Сидорович, не знаете, кем и что здесь снималось? Насколько нам известно, именно Вы – натурализовавшийся компаньон держателей серверов в Зоне, единственный легальный канал на волю. И не рассказывайте мне сказок, пожалуйста. Я не болтать сюда приехала.
– А зачем же ты сюда приехала, детка?
– Так скажем, организаторы этих съемок нарушили… кое-какие права третьих лиц, а также авторские права. Мы здесь, чтобы восстановить справедливость. Пока с помощью судебного решения фильм заморожен… Публике это, разумеется, не сообщается. Фактически мои… наниматели, так их назовем, уже владеют указанной картиной и желают восстановить контрактные обязательства. С этой целью мы и прибыли сюда, наша задача: переснять все кадры реального боя – с нашим актером. Игровые сцены уже отсняты, сразу после предоставления материала фильм будет перемонтирован и выйдет под другим названием, понятно, что сборы пойдут в нужные руки. Вам за сотрудничество обещано… два процента со сборов. Насколько нам известно, это примерно вдвое больше того, что Вы получили от наших конкурентов, кроме того, возвращать им деньги не придется. Я дополнительно предлагаю пятьдесят тысяч прямо сейчас за информацию о прошлом проекте. Разумеется, все останется между нами.

Алина извлекла из наплечной сумки еще пять пачек, аналогичных первой. Сидорович и на этот раз скрупулезно пересчитал и потрогал каждую бумажку. Затем медленно убрал и эти деньги в карманы жилетки, тщательно перевязав резинками. На вопросительный взгляд девушки он поглядел вверх, будто что-то вспоминая, потом пошептал губами, закрыв глаза и, наконец, стал говорить.
– Кадры такие действительно были обнаружены. Но вот что касается экспедиции… никакой экспедиции на самом деле не было. Честно говоря, прямо сейчас меня мучает просто чудовищное чувство дежавю. Будто микроавтобус уже приезжал и в нем уже была ты… Только вот и микроавтобус был немного другой и ты – не ты… Не знаю, как это объяснить. Потому что СЮДА точно никто не приезжал. «Фольксваген»… ничего не говорит тебе это слово? Нет ощущения, что ты здесь уже была?
Алина наморщила лоб, а потом отбросила со лба прядь. «А ведь волосы не крашеные!» – невольно подумал старик. Но владелице шикарной прически было не до безмолвных комплиментов.
– Нннет… – неуверенно сказала она. – Глупость какая-то. Что Вы хотите сказать этим?
– Ничего, девочка, ничего. Не бери в голову. Пожалуй, вот что… Я тебе кое-что расскажу… совсем без свидетелей. Пойдем-ка внутрь. А твои пусть пока палатки ставят. Чувствую, вам здесь точно до ночи кантоваться.
– А как же дохлая мышь?
– Не мышь это, веретенник. Хрен знает, откуда взялся. Они редко поодиночке ползают. Может, кто из недоброжелателей мне его прислал… в общем, я его еще ночью выкинул. А второго пока не нашел. Час назад, когда уходил, хлорпикриновую гранату там под койку бросил, должен уже подохнуть, подлец. Вытяжка у меня хорошая, но минутку еще подождать придется, пока включу. Змей и ящериц не боишься?..

С этими словами, торговец и девушка, негромко переговариваясь, подошли к «клумбе», старик зашел внутрь, а затем появился снова, через пару минут оба скрылись в заведении Сидоровича. Солнце уже показалось над макушками дальних деревьев, поднялся легкий ветерок, сорвавший с поздних цветков на «клумбе» небольшую кучку лепестков и закруживший их в узком воздушном водовороте, прямо возле закрывшейся двери.

Еще через час, когда торговец и девушка вышли на улицу снова, палатки уже были поставлены, а на костре висели новенькие алюминиевые котелок с чайником. Сопровождающие девушку мужчины оба возились с колесом и радиатором, так что окончанию разговора никто также помешать не мог.
– Так Вы говорите, «прыгуны»? И многих знаете?
– Одного.
– Всего одного?
Сидорович засмеялся, но так же внезапно смех оборвал:
– Одного – это очень много, девочка. Вы вот, почитай, ни одного не знаете. И те, что у костров об этом болтают – тоже ни одного. Завести знакомство с проводником, который не кинет и покажет тропку – уже многого стоит. Да круг и таких знакомств – крайне узок, тут люди матерые, «капустой» их не проймешь. А «прыгуны»… В некоторых лагерях пристрелят только за вопрос о них, так-то вот. А у меня гарантия. Хотя не факт, что он с вами будет иметь дело. Сдается мне, что с вами – именно в самую последнюю очередь.
– Почему же так?
– Если ты и так много знаешь о той экспедиции, то наверняка догадываешься, зачем на самом деле они ходили и какова конечная цель того, кого на самом деле ищешь. Я не знаю этой цели, я не знаю, где этот «прыгун» сейчас и куда держит путь. А вот ты, думаю, догадываешься, потому что нужно тебе в конкретное место, куда попасть хотят очень многие, но ведь вам нельзя ошибиться. И вовсе не исполнение желаний вас интересует в итоге, верно? Тебе непременно именно этого типа догнать нужно, верно? Значит дело не в конечной цели путешествия, тут игра покруче…

Сидорович на минуту замолчал, будто принимая про себя какое-то решение, покачался на каблуках и невозмутимо продолжил:
– Но вот только мне, скромному барыге, нет дела ни до вас, ни до него. А про кино можешь продолжать вешать лапшу, только я мучного не употребляю – в таких количествах. Ты кого попросила тебе добыть? Проводников. Чтоб не кинули, довели. И желательно от разных группировок, чтобы не договорились между собой о кидалове, так? Таких я тебе только что нашел, после обеда еще свяжусь с ними, поинтересуюсь, вышли ли сюда. Охрану, говоришь, вояки дадут, на этот счет я тоже брякну, проверю, а то вдруг вместо военсталов пришлют тюх каких. За хлопоты сочтемся. А вот главного-то ты и не говоришь. Ваш актер, для съемок, где же он? Твои провожатые на кинозвезд или рембов не тянут. То есть вам нужен специалист по мутантам и хороший боец одновременно, чтобы с ножом смог один на один выйти. Таких тоже немного, их искать еще. А ты молчишь. Значит… Все меньше и меньше мне в кино ваше верится, вот что. Иначе, зачем вам проводники, аж до ЧАЭС? На прошлой съемке ничего похожего на ЧАЭС не было. Ты уж меня за дурака не держи, девочка. Если бы не это – он похлопал себя по карману с купюрами – разговор наш еще час назад не имел бы практического смысла…

Сталь звякнула о сталь спустя какую-то секунду и то, только потому, что Алина позволила себе постучать острием об острие, давая понять, что это не сон. Два непривычно узких и длинных клинка взялись ниоткуда и скрестили свои жала под самым подбородком торговца еще до того, как он моргнул от неожиданности. Движение было неуловимым и совершенно бесшумным.
– Кожу я не тронула, чтобы не выплачивать компенсацию еще и за это. Но поверьте, эта сталь режет шкуру кровососа так же легко, как опасная бритва – вашу шею. Мутантов я более-менее изучила, закончу на практике. Кстати. Довольно опасный шрам у Вас. Кто-то, думается, уже проделывал нечто похожее, только всерьез. Ну как, сойду я за кинозвезду?
Ножи исчезли так же быстро, как и появились.

Сидорович нервно потер шею, на которой и вправду проглядывала светлая полоска шрама.
– Я не киноман, не продюсер, а это кино – не мое кино, чтобы делать выводы. Это уже ваше дело, кто кровососину кромсать будет, кто сойдет за мать-героиню, а кто сойдет в землю. Мне это не интересно. Ты – значит ты. Завещание-то хоть оставила? Есть, кому?
– Это и вправду не Ваше дело. Может я и хреновая мать, что оставила дочку на попечение на время… командировки, но работа есть работа и, поверьте, завещание не потребуется. Мама вернется к малютке Розе живой и невредимой. Но – не будет отвлекаться. Вы ведь не говорите всего, верно? Думаю, что именно Вы как раз знаете, кто этот человек, каким маршрутом отсюда ушел, собирается ли где-то останавливаться… Наверняка и путь знаете… покороче. Мы знаем, что в той экспедиции… хм… можно сказать, что выжили – еще двое. Нам очень нужно встретиться с вашим «прыгуном».
– Детка, я понимаю, что у тебя стройные ножки, опасные ножики и талант владения ими. Но пойми и меня правильно: я такого дерьма тут насмотрелся. Периодически и ножами машут и стволы демонстрируют. Так вот, ты будешь удивлена, но в Зоне чертовски много вооруженных людей. И обычно с теми, кто так себя ведет, я дел не имею, вообще. Но ты – хороший клиент и у тебя есть деньги. То, что ты хотела узнать о прошлой экспедиции – ты знаешь, большего тебе все равно никто не скажет. То есть сделка состоялась. Но эта информация, считай, ничто, потому что, повторяю, ЗДЕСЬ никого из действующих лиц нет и никогда не было. А где это в действительности было, как шли, где теперь те, что выжили – знает только этот «прыгун». И – ты права, я знаю, куда он пошел, как его зовут… Как его ЗДЕСЬ зовут. Но эта информация, насколько я понимаю ситуацию, уже – часть твоей истории, уже вашего похода. А по нему мы еще цены не обсуждали. За лояльность к вам местного населения по пути следования возьму отдельно. Нравится – вернемся внутрь и поговорим о деле, то есть о цене. Не нравится – иди снимать свой блокбастер, мне похрен. Но, сдается мне, на этот раз наш бегунец собрался проделать путь всерьез и в один конец, так что чем дольше мы будем тут лясы точить…

С этими словами те же двое снова зашли в «магазин» Сидоровича. Еще через час Алина появилась уже одна, залезла в свою палатку и не выходила до пяти вечера, когда прибыло еще несколько хорошо вооруженных людей.

…

Сидорович проснулся в холодном поту примерно около двух ночи. Неожиданно ему приснилось, что остановилось сердце… И одновременно, будто, остановилось все: колесо жизни, внутриатомные процессы, весь мир вдруг замер, навсегда. Торговец сидел на своей железной койке, спустив босые ноги на бетонный пол, накрытый шкурой псевдоплоти и некоторое время вглядывался во мрак комнаты, будто бы стремясь разглядеть что-то в самом воздухе… Затем потер задумчиво все тот же шрам на шее, достал зажигалку и засветил керосиновую лампу – электричество отрубили еще в двадцать три пятнадцать, а значит – в темноте сидеть как минимум до полудня: ночью ремонтники нипочем на линию не пойдут. Боязно: вдруг мутант какой ее порвал, а там пока найдут, да пока починят, не случилось бы лиха от ночного зверья…
Желтоватый свет успокоил. В комнате никого не было.

Всунув ноги в заскорузлые тапки, носки которых были укреплены точно такой же кожей, какая лежала на полу, Сидорович прошаркал к своему столу. За ним он обычно вел прием артефактов, но в этот раз отодвинул в сторону спектральный анализатор и небольшой микроскоп, достал из ящика стола ноутбук, включил. Пока загружалась система, выпил воды из чайника и разбил несколько яиц на сковороду, стоявшую в углу на двухкомфорочной газовой плитке. Он любил поесть ночью. Тем более, уже точно не заснуть.

Несмотря на слухи, Сидорович крайне воздержанно относился к спиртному и потому никакого пива, яичница была съедена с хлебом и чистой водой – кофеин был опасен для его старого сердца так же, как алкоголь. Все это время торговец практически неотрывно следил за сменяющимися кадрами видео на экране. Вот рослый мускулистый человек за несколько минут расправляется с тремя кровососами, характерными движениями – уходя вбок и за жертву и вонзая нож в область сердца, у кровососов оно справа. Потом на него налетает четвертый – особенно эффектный кадр получился бы, если бы человек смог убить тварь снизу, оператор отлично выбрал ракурс, но череп мутанта невовремя разнес один из напарников главного героя. В этом месте Сидорович всегда разочарованно хмурился. Дальше – потрясающий бой со стаей собак… и еще – с местными полукровками, что зовут псевдособаками, героя и здесь разок зацепило, вскользь. А еще неплохой довесок расстрела нескольких больших черных кабанов… страсть какая. И просто шедевр – бой с двумя полтергейстами, просто фантастика.

Были еще какие-то кадры. Какие-то мешки у дыр в потолке пещеры… плохо видно, подсветки никакой, считай. Мутанты, мутанты… Но больше всего Сидоровича интересовали люди, которые время от времени появлялись на эпизодических планах, в съемочном мусоре. Порой, приостановив видео, он прохаживался минуту-другую по комнатушке, затем перематывал и смотрел снова. Что-что, а оригинал записи, там, где не только отданные на волю кадры, использованные в фильме, но и бытовые съемки – их он не показывал пока ни единой живой душе. До вчерашнего утра. Девка-то, хрен с ней, пусть лезет в пекло, он получил с нее отличную плату, даже не считая двух процентов с проката. А вот лица, лица остальных участников этого заснятого похода… и той группы, что ушла отсюда в половине десятого вечера по направлению к Адьямову… Это было уже не просто дежавю. Вот это лицо на экране… сталкера в длинном плаще поверх комбинезона, какие часто носят охотники и следопыты… уж больно похоже оно на лицо ушедшего с Алиной Птицелова. Напарник его, Жорик Наживка – тоже как-то кошки скребут. Два представителя Братвы – шрамированный полтергейстом Расписной и отморозок Гена Без-Базара… Военсталы все на одно лицо… но командир ихний…

Сидорович взял с настольного телефонного аппарата черную тяжелую трубку и набрал на диске короткий номер. Таких телефонов в Зоне было много, только они мало кому были нужны – стационарных линий и до катастрофы тут мало было. Если бы не близость армейской связи, пришлось бы пользоваться спутником…
– Алло! Седьмого мне. Да знаю я, черт с ушами, сколько сейчас времени! Разведотдел, говорю, быстро! Шевелись, а то попрошу тебя послать в наряд на первый блокпост, тут поболтаем, приватно, кому здесь «не положено»! Дежурный? Капитана Мурашова! На задании? А кто есть? Белов? Майор, что ли? Уже подполковник? Да, давай его! Ну, так соедини с казармой!

С минуту Сидорович тяжело дышал, сжимая и разжимая кулаки, зажав трубку плечом и подбородком. Потом, чуть не выронив ее, залопотал непривычно бодро, повысив голос:
– Дневальный? Тащи станок е… Товарищ подполковник! Поздравляю с повышением, Сергей Борисыч! Да нет, узнал-узнал, узнал, шучу просто. Но богатым будешь, точно говорю. А чего так мало, почему не полковник? Нет, трезвый, я же не пью, ты знаешь. Да я к тебе как раз с полковничьими звездочками, знаешь ли, звоню. Вот что, тут одни веселые ребята в Припять собрались. Нет, эти не просто мародеры, тут интерес по твоей части. Нет, конкретного и вещественного пока ничего, но вопросы подозрительные задают. Оружие у них с собой, натовское, я краешком глаза приметил, а ссылаются… да, на разведотдел. Нескладуха, выходит, с иностранным оружием-то. На шутников не похожи. Прикинь, а ты, поди, и не знаешь, ведь? И я о том же! Странно, верно? Выглядят гражданскими. Собрали группу местных спецов, так что на тропках стеречь без мазы, посты ваши они обойдут. Ждите их на подступах к объекту «М». Учти, эти быстро пойдут, интерес у них. Я их через Адьямово отправил, на ту же натуру для «съемок», куда обычно любителей поснимать отправляю. Там есть, что посмотреть, места на отшибе, глядишь, они на денек побольше походят, проводникам указания на этот счет даны. Да, мои. Ты же не тронешь моих, мне с ними работать еще… Ну, до ЧАЭС и их, может, не стоит допускать, все же… Только, слышь, спецов посылай, не срочников! Эти не так давно отчалили, около полуночи вышли, на вертушках твои группу по-любому обгонят. Ничего, разгонят сало, подымутся разок по тревоге. Нет, ты знаешь, мне чужого не надо, ну вот разве что… да, как в прошлый раз. А я вслед следопытов пошлю на предмет нычек и схронов, все подберем и подчистим, ни следка не останется, не впервой. Да, по интересу… Они вроде как фильм снимают, так у меня есть клиент на это видео. Нет, кто – коммерческая тайна, извини. Но по-братски, половина – твоя. Пятнадцать тыщ тебе отслюнявлю, в честь твоего внеочередного… ага. Да, наликом, конечно, будешь блокпосты объезжать, заходи. Да что ты все фильм-фильм, говно фильм, очередная малобюджетная документалка… Но клиент хочет оригинал записи, эксклюзив, тут уж бизнес есть бизнес, сам понимаешь. Да! Грибков соленых, как ты заказывал, припас, недавно доставили с Большой Земли… Черные грузди, дубовый бочонок. Не за что, свои люди. А чего ты Мурашова-то отправил, куда? А, ну секрет, так секрет. Бывай. Не забудь про видео-то, добро? И тебя так же. И ты – старый хрен.

Торговец повесил трубку. Помолчал. Отправил несколько сообщений, затем закрыл ноутбук и грузно с кряхтением потянулся, хрустнув спиной. Встал со стула, закрыл за собой толстую стальную решетку висячим замком и вышел на воздух. В дверях только крякнул, сплюнул и проговорил негромко и беззлобно:
– Секрет, говоришь? Ну-ну.

Воздух был прохладным, с легкой сквозинкой, заставляющей слегка ежиться, ночная темнота снова сменялась утренней свежестью, восток еще не окрасился красным, но уже заметно посветлел. Однако Сидоровича восток не интересовал. Он, не торопясь, поднялся на тот самый холм, на котором вечерний выброс освободил-таки от пси-поля незадачливых грабителей. Те поначалу с перепугу забились в подвалы и щели, как тараканы, деревенька казалась вымершей, даже «туристы» не смогли сменить ужас попрятавшихся на интерес. А еще погодя, поздним вечером, горе-обувалы и вовсе в панике покинули деревню, испуганные неожиданным наплывом незнакомых хорошо вооруженных людей. Теперь же, когда ушли и эти, в домах оставалось всего два-три человека, которые мертвецки спали и не видели, как торговец подымается по травянистому склону на самую макушку, останавливается, закладывает руки в карманы жилетки и долго смотрит, отвернувшись. Смотрит на север. Даже если бы кто-то из сталкеров в этот момент не спал, все равно бы не расслышал того, что Сидорович почти что шепчет:
– Бывай, Седой. Извини, если что, жаден я стал до денег. Но на денек их задержал, с твоего хвоста сбросил, а там… Дальше ты уж сам. Удачи тебе.
Ухмыльнулся и добавил:
– Это бесплатно.

А затем обычным уверенным и неторопливым шагом вернулся к себе, вдохнул запах отцветающих форзиций и спирей. А после скрылся за железной дверью, громыхнув засовом. Сегодня он впервые за несколько лет проспит до полудня и его никто не потревожит с глупостями. Ему будут сниться добрые сны о далеких временах, прошлых и будущих. И с этого пробуждения он каждое утро будет просыпаться в отличном настроении.

______________________________________________________________________

Впервые опубликовано: www.gurich.ru, 08.11.2012

Редакция 11.12.2012

(с) Дмитрий Гурыч, 2012