Гурыч

Главы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, Эпилог

13.

Сны. Забытье. Все зависит, где и как они возникают. Иногда бывает так, будто при сильном перепое: вот, помнишь, что шел по тропе… А дальше как в омут. Просыпаешься у костра. И не помнишь, что было. Может, убил кого и тебя уже ищут… Комплекс пьяной вины, так это называется, кажется. В Зоне это такая же редкость, как и совесть. Но все же…

Откуда взяться совести у того, кто только что человека – ножом по горлу… Да, это был антипод, не совсем человек. Но я-то знал, будучи ТАМ, я чувствовал его тоже. Он был чужим, но живым.

Говорят еще, что есть аномалии, отключающие память. Помню, вешали одного бандоса, мелкую сошку, вроде бы он Митьку Грибника убил, тот как раз возвращался со своим обычным мизерным хабаром. Бандюган все орал, что попал в какую-то хрень, в облако пыли вроде и ничего не помнит, ни мамы, ни папы, не имени. Что аномалия вроде как все стерла у него из мозгов. Не знал, кто он, где он, какая такая Зона… Но слишком бойко по фене объяснялся, вряд ли заново родился, ботая на ней. Стало быть, память есть, какая-никакая. А поскольку имя забыл – так и вздернули, безымянным.
Он Грибника тогда – тоже ножом по горлу…

Я кричал, когда очнулся. Это я помнил точно. Гнев и стыд, вина… казалось, что я весь в крови… она на руках, в глазах. Я попытался схватить себя рукой за горло. Ведь если кричу, то…

Горла все-таки не было. И руки. И никто не отреагировал на мой крик. Писатель поворошил угли в костре, подкинул немного хвороста. Алена сидела напротив него, спала сидя, ее голова покоилась на согнутых коленях. Рядом с ней полулежал Мурашкин, руки его были связаны. Я находился прямо у них за спиной, метрах в двух. Вокруг было темно и тряслась земля.

А рядом с Писателем сидел Экс, смоливший неизменную самокрутку. И смотрел прямо на меня.

Он меня видит. А остальные вряд ли. И он знает, в каком я положении, знает, скорее всего, что я паникую и не могу вырваться из… как ее… ратиосферы. Я снова здесь, хотя мне показалось, что я вырвался, когда резал того парня… Наверное снова Экс удружил. Скотина. Никогда не забуду ему.

Между тем, Экс докурил и бросил окурок прямо в меня. Издевается, сволочь. Этот вывод был последней относительно связной мыслью. Все, что произошло потом, трудно поддается описанию. Это были как бы обрывки фильмов или просто куски воспоминаний. Окурок, которым ткнешь просто в кожу, сам по себе малоприятен, а тут раскаленный уголек попал даже не в свежеразрезанную плоть, а в обнажившуюся душу, пронизав всю ее насквозь ослепительным пламенем. Вокруг меня будто вспыхнул пионерский костер. И в этом огне я увидел…
Видения.

Вспышка. Меня вдергивает и бросает прямо в Трамплин, в котором я вполне нормально себя чувствую. Уже знакомое ощущение покалывания… вдруг я чувствую, что могу… держать аномалию. Ну, черт его знает, как это называется. Усилием мысли я стараюсь судорожно напрячь несуществующие пальцы, в ответ меня пронзает ноющая боль, подобная электрическому току или удару по нервному окончанию в суставе онемевших конечностей… Трамплин начинает наливаться… призрачным… мной… Я вижу его изнутри как бы сделанным из сосудов, прозрачных подобий жил и костей, вращающих пузырьковую массу. Я сливаюсь с аномалией и понимаю: она разумна. Нет, не по человеческим меркам, просто этот разум подвержен другим ритмам, который то ускоряется до скорости молнии, то спадает почти до безвременья… Это как сердце, ментальное сердце, состоящее из пространства-времени или как там еще называется эта хрень… Трамплин тоже сталкер, порождение чуждой среды, осколок которой выпал из своего мира и поселился в моем. Он кажется неподвижным только нам, земным существам, потому что мы живем в том участке времени, в котором аномалия делает… паузу между сердцебиениями, между вдохом и выдохом, когда он живет в миллионы раз медленнее нас. Но приходит выброс и все меняется, время разворачивается для аномалий и сжимается для нас, за короткий промежуток, когда небо красно и земля трясется как припадочная, Трамплин успевает многое: переместиться в другое место, переварить пищу, иногда даже дать потомство и умереть… Конечно, выброс закончится и их время снова сожмется в липкий сон без сновидений. Черт, да аномалии даже не в курсе, что способны кого-то убить! Они не видят нас, мы вроде планктона, оседающего на их… не знаю, как описать этот орган, состоящий из грависубстанции. Наш мир – их ад, в котором они все время просыпаются среди грохочащего, пронизанного молниями кошмара.

А потом я вдруг понимаю, что могу… двигать аномалией. Да, это кажется сущим маразмом, но стоило мне напрячься… не физически, как будто снова слиться с Трамплином, представить, что у меня снова есть ноги… Нет, ноги не появились, но, клянусь всеми дохлыми кровососами, я почувствовал, как могу упереться в землю… как бы почувствовал через сам Трамплин. Вслед за этим я схватил эти призрачные сосуды-конечности и представил, что делаю жим, такой же, как со штангой. Или поднимаю две здоровенные гири… Трамплин негодующе захрустел и… приподнялся, оторвавшись от грунта. Вслед за этим я ощутил ненависть повсюду: в нем, в себе, мы были одним и он почуял меня, почуял паразитом. Не помню, как мне удалось выбраться из Трамплина. Кажется я просто «отпустил» его, вышел на свой уровень бытия в ратиосфере и просто «вышел», точнее выплыл из аномалии. Одуревшим и растерянным. То ли от ощущений, то ли от открытия.

И – сразу увидел группу. Почему-то внутри аномалии мне не было никакого дела до того, что творится вовне… Наверное, как и подобает дремлющему нездешнему существу, с которым меня угораздило слиться. Но теперь оно проснулось. Трамплин возмущенно гудел, скрежеща по каменистой почве несколькими захваченными булыжниками. Такое я видел только один раз, когда занесло нас с одним ныне покойником на подстанцию недалеко от Чернобыля, там все Трамплины так же шумели и вращались как сумасшедшие, видимо влияли коммуникации подстанции, они еще не были уничтожены временем, крысами и ржавчиной… а может и «Электры» ее питали, в этом я не силен. Еще помню, что попали туда как раз перед самым выбросом, пришлось уносить ноги.

Стоп. А ведь я никогда не был в Чернобыле. Может… это и не мои воспоминания? Экс, сволочь, опять ты здесь… выброс тебя подери!

Будто бы услышав мои мысли, раздался тяжелый удар. Не гром, здесь это не было громом. Это было как… взрыв в воде, когда твои уши погружены в нее же, достаточно далеко, чтобы совсем оглохнуть, но достаточно сильно, чтобы понять: это серьезно, но выжить еще можно успеть. Хотя бы по светлякам перед глазами и по отсутствию крови из ушей.

Группа вышла из-за груды камней, наваленных оползнями в гребень, трехметровый у основания и снижающийся почти до половины неширокого пока карьера. По виднеющемуся метрах в семидесяти позади людей бульдозеру я прикинул, что преодолели они совсем ничего. Впрочем, спотыкающийся и хромающий Похрен, волочивший ноги впереди придерживающего его сзади за веревку Писателя, говорил о том, что все-таки что-то за это время сделано. Облако света, похожее на ауры сопровождало всех, кроме Похрена, тьма еще клубилась вокруг него, смешиваясь бушующими язычками с дневной реальностью группы. Но тьмы стало гораздо меньше… да и свет группы заметно померк. Либо Злынский постепенно «растворяет» реальности, смешивая их с собой, либо… Экс не все сказал. Потому что по мере приближения группы, периодически скрывающейся за валунами от возможных выстрелов, аномалии вокруг и не думали перемещаться в свои реальности, как обещал накануне Ястреб. Положение не исправили и вынырнувшие из мрака несколько светлых клубков вокруг фигур в серо-асфальтовом камуфляже. Экс попросту наврал, понял я. Чтобы мы… точнее они – спустились в карьер. Он знал, кто поможет расчистить аномалии и предупредить о засадах, да, он тогда еще это знал. «Чистый лист» оказался самым нужным звеном, кроме того ему, то есть мне, никак не вырваться отсюда, пока не захочет Экс. Как он все это делает – я не знаю. Зачем – я не знаю. Но уверен, что может вытащить меня из ратиосферы так же, как и втащил. Не проводники расчистят путь, а я. Возможно, и от самих проводников, теперь, тоже.

Трамплин, из которого я только что выбрался, был частью почти сплошной стены таких же аномалий, прочно запирающих проход дальше. Точнее, проход-то был. Сплошняком Трамплины были понатыканы по краям карьера, но посередине в них имелся проход, шириной метра три. В этом месте не было ни единого укрытия. Даже ребенок сообразил бы, что именно это самое узкое место и стоит держать под прицелом. Когда Писатель с плененным Похреном приблизились к прорехе, гулко грянул выстрел, пуля попала в ту же раненую ногу бандита, тот закричал и рухнул. Писатель поспешил забиться в небольшую впадину и вовремя – следующая пуля оборвала крики Похрена, разворотив ему череп. Даже в полутьме было видно темную лужу на камнях… медленно становящуюся коричневой, а зачем красновато-серой – тьма реальности Похрена светлела до сумрака вместе с остывающим телом. Вскоре уже можно было увидеть не только силуэт, но и разглядеть страшную рану в голове и вывернутую в падении руку.

Дальше силой мысли я машинально повторил то, что произошло со мной в первые минуты пребывания в ратиосфере. Я смог заставить себя «плыть» в сторону стрелка, прошел через прореху в Трамплинах, поднялся над несколькими скоплениями ржавой техники, в основном, бульдозеров и самосвалов. Там и была засада. Это был Зверобой. Впрочем, догадаться было не так трудно. Кто еще способен завалить не своего напарника?

Полосатого я тоже увидел, потому что искал. Он спрятался за валуном у самой тропы и собирался открыть огонь во фланг группе при ее появлении, прямо в упор, картечью. Как Зверобой убил его друга – он попросту не видел, валун закрывал ему обзор, скрывая и его самого. Впрочем, вряд ли он смог бы и разглядеть происшедшее – окружающий мир был для него «ночным», в то время, как для группы и Ястребов – дневным… точнее – смеркающимся, как и для меня. Не осознавая толком, что делаю, я ринулся по направлению к Полосатому и влетел в него точно так же, как до того сливался с Трамплином. И увидел его изнутри.

Полосатый был опытным и много повидавшим человеком, сразу заподозрил неладное. Меня будто окружил ледяной купол, стакан, в котором раздался ровный гулкий голос, совсем непохожий на комкающий слова голос Полосатого:
«Кто здесь? Кто ты?»
Я не знал, что делать. Вместо меня ответил голос Экса:
«Смотри!»
Дальше перед моим внутренним взором… и перед Полосатым прокручивается убийство его товарища. Конечно, в итоге он спишет все на видения и Свищ. Впрочем, может все так и есть. Дальше я помню, что меня выбросило высоко вверх, отлетая я видел, как Полосатый бросает дробовик на землю и берет в руки Абакан, разворачиваясь в сторону Зверобоя… И тут все выключается.

Антракт. Тьма и ничто длиной в вечный миг.

Вспышка. Я снова в том же Трамплине, узнаю его по негодующему неземному голосу-шороху. Успокаиваю… по крайней мере так мне кажется, а после с силой отрываю его от земли, бросая в почти правильный «строй» аномалий, преграждающий группе путь в той част Злынского, что скрыта от глаз сидящих в засаде. Проходя сквозь второй Трамплин, чувствую, как они «будят» друг друга. Вокруг поднимается жуткая двойная круговерть из хлопков перепадов давления. Летят целые куски камня, поднимается пыль… Все это я вижу подымаясь ввысь… Аномалии теперь похожи на вполне хорошо видимые из-за кружащейся пыли волчки, мини-торнадо… каждый – чудовищных размеров юла… Они подобно танцовщицам, крутящим юбками «солнце» головосрывательное фуэте, расходятся в своем диком танце, сторожевой строй аномалий распадается.

И – новый громовой удар по всему моему жалкому распыленному в пространстве естеству. Вся группа, подобравшаяся к новому аномальному проходу, который создал я, оттолкнув в сторону Трамплин, приседает, Алена неудачно косо ставит ногу и падает. Я догадываюсь: этот ментальный удар сопровождается и землетрясением, там, у них. Значит… В полумраке сложно увидеть, розовеют ли низкие облака. Но откуда-то я знаю: скоро новый выброс. И он очень невовремя. А на мини-свалке ржавой техники идет драка. В короткой перестрелке Зверобой и Полосатый ранили друг друга, бандит выронил автомат, но успел добежать до убийцы напарника и прыгнул на него с ножом, теперь оба катаются по земле, подняв пыль… Теперь им точно не до засады…

Снова антракт. Успеваю поду…

Вспышка. Я снова смотрю на все сверху. Неистово крутятся и ухают аномалии, группа через новый проход преодолевает возникшее препятствие, в некоторых местах им приходится пригибаться под шуршащими боками «юлы» очередного взбесившегося Трамплина, медленно перемещающегося то в одну, то в другую сторону… Ястребы заходят вперед, разворачиваясь в полукольцо. Их шестеро, Экса нигде не видно. Но я знаю, где он. Здесь, со мной. Между тем Зверобой уже ранен во второй раз, его «легкая» модификация СКАТ-9 лишена защитной «юбки», набедренных щитков, не надел он и поножи поверх ботинок. Клинок Полосатого вошел ему в бедро, чудом миновав артерию. Но следопыту удалось дотянуться до отброшенного в сторону Абакана и засадить прикладом Полосатому, прислав горячий привет его нижней челюсти. Снова кровь и крики ярости. А затем Зверобой пинком раненой ноги отбрасывает бандита и короткая очередь вырывает из груди последнего несколько клочков ватина. Но трофейный Берилл спасает Полосатого, откатившегося затем из поля зрения врага за громадину бульдозера…
В таком положении группа и находит обоих. Зверобой не в силах дотянуться до раны, полулежит на спине, силясь снова поднять оружие в сторону появившихся Ястребов. Полосатый делает несколько выстрелов из последнего своего оружия – вытертого ТТ. Не попадает ни в кого – раздается такой удар грома, что я глохну, а все вокруг раненых падают, пули уходят в белый… точнее, уже бело-красно-зеленый свет. А затем Полосатый приставляет ствол под нижнюю челюсть и вышибает себе мозги. Бесшумно – почему-то от последнего удара сверху я теряю способность слышать звуки… меня оглушило… меня, у которого и ушей тут нет… А если бы были глаза, из них наверняка бы сейчас катились огромные искренние слезы. Полосатого мне было очень жаль. Плохой он был, хороший, но в первую очередь он был человеком и человеком сильным. Из тех, что обматерят и ограбят тебя упакованного, но всегда отобьют от стаи псов, когда ты будешь бедным и драным. Таких мало.

Глупая смерть, впрочем, в Зоне случается умирать и полным дураком. Потому что, пока собравшиеся у тела молчат, я отлично вижу – своим новым зрением – почему так случилось, почему прожженный садист и эгоист Полосатый вдруг прострелил себе башку. И это не из-за выброса.

Они устроили засаду в «голодном» пси-поле. Невидимом, может это новый вид такой, присущий только этому месту.
Не знаю, откуда я все это узнавал, образы и знания будто сами вплывали в голову и точно не от Экса. Этот голос был то дерзким, то осторожным, но сильным и разговаривал будто бы мгновенно доходчивыми разуму картинками и – моим голосом, точнее шепотом, но именно слова были будто знакомы, но непонятны, смысл их ускользал. Тогда я сосредоточился на картинках. Как сейчас я вижу смену фазы этого пси-поля: вот она начинает тянуть из мозга сталкера-бедолаги… странное слово, будто бы «кхеф», жизненную силу, разумное «я» уходит из тела по капле и сопротивляться практически невозможно. Лучшим выходом для всех было бы дать аномалии «высосать» Полосатого, тогда бы она успокоилась на несколько часов и ее дикий нрав сменился бы показом остальным «гостям», посетившим ее пределы, галлюцинаций из образов мозга жертвы… Полосатый был опытным сталкером и сразу пустил пулю в лоб. Поэтому пси-поле тут же захватило следующую жертву. Выбора особого не было, этой жертвой мог быть только Анатолий, второй «кинооператор». Я чувствовал это в тех «картинках», которые передавал мне в разум мой новый собеседник: Писатель и Алена вместе с ребенком – одно и нужны Ему. Мурашкин – должен жить до поры до времени, умирать от артналета не хотят даже разумные аномалии… Это был Чертов Свищ, конечно же Он все это шептал и показывал, какие тут могут быть сомнения. Теперь я видел Его отблеск, красновато-розовым свечением, исходящим из расщелины в скальном ложе высохшей речки, пробивавшей себе путь миллионы лет в кроваво-красно-черном граните… Это там, впереди, предчувствие рисовало огненные столбы, пещеры и расплывчатые тени населения этих пещер… В пси-поле все будто бы усиливалось, становилось ярче, ближе. Видел это все и Экс, каким-то образом сидевший в моей голове. Да, все повидавший Ястреб тоже не понимал, что происходит и не видел ранее этой пси-аномалии, поэтому подсказки я не получил. Пока в пси-поле не вошла Алена. И ее фигура вдруг серебристо засветилась, мне это напомнило ауру, но светился не ореол, а сама девушка. Этот свет видели только я и связанный ментально со мной Экс.
После этого Полосатый вогнал девять граммов себе в череп.

Видение Свища исчезло. Снова передо мной было пси-поле, терзающее корчащегося Анатолия, и спасти его никто не мог. А вот в своей голове я был уже один, ощущение, будто из моей горячей головы выдернули раскаленный гвоздь и в дыру от него стал поступать прохладный воздух… Экс ушел. Я увидел его и Ястребов, уводящих Алену, Писателя и Мурашкина в сторону приземистых скал… Мысленно я связал вдруг возникающие в сознании образы: биоактиватор, «удачный опыт», беременную Алену… Вот оно что. Да, это Свищ, он чует и их и ее, он начинает защищать дитя, как будто оно – его дитя. Еще один «удачный опыт».

Анатолий дергался, сжимал и разжимал кулаки… а потом замер. Все. За это недолгое время агонии группа покинула пси-поле. Но сюрпризы еще не кончились, Зверобой, чье тело лежало в синеватом сиянии, вдруг вскочил на ноги, будто позабыв о своих ранах, медленно пошел по направлению к Чертовому Свищу. А я видел еще кое-что: накатывалась вторая сизая волна пульсации, сердцебиения Свища. И в этой новой волне приближались и антиподы. Я видел их чернильные силуэты в этом сизом мареве, наверняка мог видел их и Экс – если оставался бы в моей голове. Теперь больше не было нужды беречь проводников, мы убедились, что они оказались бесполезными. Впрочем, не совсем так. Неожиданно бредущая фигура Зверобоя вспыхнула белым пламенем и рухнула как мешок, дымя остатками бронекостюма. Скачущая Жарка. Именно эти огненные столбы были видны в иллюзии пси-поля.

Впереди накатывала новая волна «дыхания» Свища, там же находилась как минимум одна замеченная Скачущая Жарка, которая могла возникнуть теперь в любом другом месте и которую никто из нас не видел. Начинался выброс, теперь не было никаких сомнений. И где-то там же был еще один враг – Подсадной, пока не выдавший себя. И группа военсталов, минус трое. И у каждого – свой личный приближающийся враг – он сам, со знаком «минус».

Тьма окутала меня примерно через секунду после того, как начала трястись земля.

Антракт. В котором я увидел очередной сон. Или видение. Не то, чтобы особо удивился, просто стало жутко: понял вдруг, что теперь сны могут быть не просто снами. В некоторые вполне можно провалиться.

Я стою посреди оплавленной и растрескавшейся площадки и вижу Его. Свищ. Из его проклятого земляного зева бьет струя ослепительного пламени. Сотрясается земля. Огненно-красное небо сворачивается как свиток… кажется, так выглядит Апокалипсис у Иоанна Богослова? Тут я понимаю, что интуитивно, инстинктивно жду звука подлетающих ракет… Но вместо этого время останавливается, замирает и красное небо и столб света… Сияние сгущается в большой зеленоватый шар с чем-то внутри… будто бы кристаллом, а после Свищ неожиданно сжимается и кладется мне в ладонь. Как семечко неведомого растения, которое я видел ранее в своих кошмарах. Сначала оно, а затем и моя рука наливаются тем самым золотистым свечением. А потом розовым… А после я понимаю: это не моя рука. Она легче и тоньше… И тут голос в самых ушах, даже нет, в самом моем мозгу говорит…
– Они идут!

И тотчас я просыпаюсь. Я снова с группой, как теперь вижу, в низкой пещерке, куда Экс привел группу, чтобы укрыться от выброса, который бушует явно не пять минут, раз они успели развести огонь. И что это за эхо голоса, который раздавался у меня в голове? Это не эхо, это уже не говорит, а кричит Алена:
– Они идут!

Видимо, ей каким-то образом передалась часть моего «видения», спишем это на причуды Свища… Она вскочила на ноги, саданувшись о низкий потолок и свалилась бы прямо в костер, не подхвати ее Писатель.

Теперь я чувствовал их всех: Алену, Писателя, Экса и даже Мурашкина. Этого не выразить словами, в ратиосфере другое состояние, разум подобен книге, которая постоянно перелистывается туда и обратно, а мои друзья-враги по несчастью быть здесь – страницы, голоса, вложенные между страницами… Этого не передать, в обычном мире нет подобных ощущений. Я чувствовал всех в пещерке, и вне ее. И Ястребов, укрывающихся снаружи и накачавшихся какой-то монолитовской дряни, чтобы пережить выброс. Один из которых вломился в низкий вход, ведущий в этот в каменный мешок. Но еще до того, как он открыл рот, мы знали, в чем дело.

Они идут. Все они.

Чертов Свищ пытался расчистить нам путь, его оборонительные системы теперь работали частично против него. Своим передвижением Трамплинов я спровоцировал новый локальный выброс, здесь, только в Злынском, конца которому не будет до тех пор, пока аномалии не встанут на места. А это значит, через нас должна пройти сизая волна «дыхания» Свища. А это значит, что придут и антиподы. Кроме антиподов Ястребов, Свищ видел в них частички Монолита и запрещал приближаться к себе, пусть и впервые, он просто не мог создать им противовес. Я стал чуять и антиподов тоже, их осталось всего двое, как и наших последних проводников. Это не мысли, они – другое. Они не производили реакцию на жизнь, не генерировали в голове идеи, переживания, боль и радость, они – просто ждали, у них была задача – убить тех, кого они должны были убить. И все. Остальное – органы чувств, разум, тело – были подчинены этой задаче. Тысячи новых опасностей не смогли бы вызвать у меня того ужаса, который я испытал, заглянув в сознания антиподам. Это был самый настоящий кошмар, непонятный, из другого бытия и на чужом языке. Ясно было только одно: нам с ними не ужиться и они не будут себя щадить. И уж точно не утешало еще одно: точно так же были настроены и Ястребы. А это значит – драки насмерть не миновать. С бесконечной силой, будто пытаться пинком свалить Эверест.

Но было и иное присутствие, человеческое. Я чувствовал Подсадного, он тоже сумел спрятаться в какой-то расщелине и видел приближающиеся фигуры из плоти и крови. Они больше не обороняли подступы к Свищу, они…

Контролеры. Восемь контролеров. Их почуяли все. Это о них кричала Алена. Если бы в тот момент я мог бы шутить, вставил бы: «Те же и стража, стража – как всегда невовремя».

Вспышка. Я снова в воздухе над Злынским. Выброс тут воистину ужасен: аномалии не исчезли, перемещаясь в насыщенном энергией пространстве, а воистину сошли с ума: они описывают траектории, сталкиваются, проходя друг сквозь друга, наклоняются, задевая каменное ложе и извергая веера острых осколков. Земля будто подбрасывает воздух, дергаясь в припадке, а сам воздух сжимается и разжимается, образуя разрывающие все сгустки или сминающие все внутрь вакуумные пустоты… и я это вижу. Воздух в Злынском из сумрачного превратился в подобие волно-волокнистой структуры, похожей на структуру древесины, его перекручивающиеся слои окрашены в тьму, свет, красноватое свечение выброса и серый мрак Злынского. И эти волны воздуха распадаются надвое перед торсами приближающихся контролеров, образуя буруны, будто после корабельных носов… А вслед за контролерами в ратиосфере долго сохраняется почти не рассеивающаяся тень, будто эти существа уже самим своим присутствием оскверняют пространство и время.

Принято считать, что контролеры выглядят как-то более-менее одинаково: полуголые торсы, покрытые радиоактивной пылью, истлевшая одежда. Мол, мутируют они в жутких пустошах где-то с подветренной стороны ЧАЭС, где высохли все ручьи и жизнь прокляла этот край. Но эти были совсем… свежими. Я определил это по одежде, разорванной, а не истлевшей. По остаткам снаряжения – поножам и ботинкам, СКАТы они с себя сняли поголовно, выбросили оружие, а раздавшиеся в размерах тела просто не умещались в их прежнем обмундировании, форма висела клоками, общевойсковой расцветки. Еще не запыленные тела были покрыты кровоподтеками, синюшно-раздутые головы в ратиосфере излучали режущий ярко-алый свет. Но не лучами, а, как бы контурами в лазерном шоу, меняющимися фигурами, будто окутывающими окружающий рельеф. Я видел их разум, ищущий разум тех, за кем они пришли.

Конечно не нужно пояснять, кем были ранее эти контролеры. Одно можно было сказать с уверенностью: на подступах к Хозяину больше никто не пошлет в нас пулю. Группа Егорова как подразделение закончилась.

Потом я увидел Подсадного. Ему не повезло, беда пришла, откуда не ждали: контролеры обнаружили его засаду прежде, чем те, кого он действительно поджидал. Оторванный от своих отсутствием радиосвязи, он выбрал отличную позицию у подножия скалы, за которой просматривалась узкая тропа, зажатая огромными камнями и уходящая во мрак. Я сразу догадался: это и есть путь в Припять. Зверобой приставил своего друга именно к этой спасительной тропе, а так как она в целом возвышалась над ложем Злынского – никто не мог пройти безнаказанно мимо стрелка. Но теперь все для него было очень плохо: у Подсадного не было при себе никакого оружия, никаких пожитков, а самого его «вели» те самые контролеры, в которых обратилась группа военсталов. А еще я понял другое: и они, и их подопечный меня видят и слышат. Подсадной протянул руку прямо ко мне и произнес длинный и непонятный то ли крик, то ли стон. Схватившись руками за голову, он медленно шел по направлению к середине карьера. А затем встал неподвижно. Примерно в пяти метрах от него воздух метнулся в стороны от ярко-белого столба света и рев Жарки заглушил бормотание зомбированного следопыта. Его скрюченная фигура выделялась на фоне аномалии чудовищным знаком вопроса. Он подошел к неподвижному телу Зверобоя и стал зачем-то переворачивать тело и пытаться оттащить его из опасной зоны. Тогда я понял: Зверобой еще жив.

Контролеры тоже остановились прямо на границе обугленной и оплывшей полосы каменистого грунта, шириной примерно метров восемьдесят и начинающейся как раз от тропы в Припять. Почва здесь местами сильно проседала, где-то обвалилась в глубокие трещины, казалось, что камень превратился в уголь, образовав ажурную сетку, колосники гигантской печи. Именно здесь были замечены Скачущие Жарки, эти аномалии для контролеров тоже смертельно опасны. Это – еще один охранный пояс Чертова Свища, пересекать его опасно всем существам, всем без исключения. И это не только здесь, в Злынском, это – вокруг всей аномалии, непроходимым кольцом. Можно еще попробовать уйти в Припять, просочиться мимо монолитовцев… но откуда-то я знал, что это уже иллюзия. Ничего не получится. Здесь дороги тоже больше нет.

Попробовал приблизиться к огненной области и понял вдруг, что не могу – смертоносный жар на меня не действовал, что что-то пронизывающее я ощущал всем своим существом и для меня призрачного, пожалуй, это даже куда опасней, чем для телесного.
Второй плохой новостью было то, что «волна» пульсации Свища почти докатилась до нас и я решительно никак не мог «выпрыгнуть» в реальный мир, даже чтобы схватиться с антиподами Зверобоя и Подсадного… Экса я не чувствовал, как ни пытался, то ли Свищ помехой тому, то ли влияние моего личного Ястреба здесь здорово ослабло и он ничем больше не мог мне помочь. Его будто вообще не было рядом, в этом бытии. Более того, способность моя к перемещению и контакту с мыслями и сознаниями других резко падала с каждой минутой, я уже не мог ментально чувствовать ни антиподов, ни контролеров, хотя и отлично видел всю их кодлу. В душе понемногу поднималась паника. Моего последнего усилия хватило, чтобы подплыть в пространстве к Подсадному, стоящему на краю Жаровни, так я назвал это место. И понял, что не могу ничего: ни воздействовать как-то на физическом уровне, ни уйти от этого неумолимого защитного ментального излучения, в которое скользил по воздуху медленно и неумолимо.

Вдруг Подсадной повернул ко мне голову и посмотрел слезящимися кровяными глазами прямо мне в душу. А затем протянул ко мне руку и… схватил меня за запястье. Вслед за этим в моей голове раздался его искаженный нечеловеческими пытками голос, переходящий то в легочный хрип, то в рык хищника:
– Идем!

Мом руки то появлялись, то исчезали, пытаясь «уйти» обратно в ратиосферу. В голове творилось что-то несусветное: ругался разум Подсадного, с ним и с моим разумом переплетались сизо-фиолетовые пятна, ледяные голоса при этом пытались отдавать какие-то команды, но вспышки яркого розоватого света разрушали их, голоса контролеров таяли подобно капле чернил в стакане воды. Никто не мог взять верха, пока… Пока нас не накрыло новой «волной» пульсации Свища. За миг до этого мой разум взорвался – Подсадной все еще крепко держащий меня за руку, вдруг толкнул то, чем я был в тот момент, прямо в Жаровню и все вокруг охватило пламя. Я видел, как анти-Подсадной врезался в его фигуру и… рассыпался подобно вихрю пепла. Лежащее у ног зомби тело Зверобоя вдруг снова зашевелилось, когда другой антипод, уже Зверобоя, попытался раскроить человека пополам каким-то оружием… я так потом и не смог вспомнить, чем именно. Антипод исчез, а Зверобой открыл глаза и стал подыматься. Оба следопыта смотрели на меня, охваченного пламенем, и в их взглядах были два мира. Дорого бы я дал тогда, чтобы слиться с их сознанием, потому что.., ну, не передать открывшегося мне в этот миг. А потом они оба шагнули ко мне.

Они больше не были людьми. И их миры не были тем миром, где доселе жил я. А, может быть, они не были и собой, они просто казались Зверобоем и Подсадным, – черт возьми, может они не были людьми с того момента, как побывали здесь впервые. Существа шли ко мне прямо сквозь вспыхивающие Жарки и с них обгорало все наносное, все человеческое, а затем – нарастало снова. Их тела превращались то в нечто чешуйчатое… то в прозрачно-бестелесное, потом – снова в человеческое, точнее – в тела, похожие на человека, по нелепой случайности одетые в дымящиеся СКАТы.
Они схватили меня за обе руки и сплели свои, образовав круг.
И – все замерло. И пламя Жарок, и «волна» и контролеры и так-то не особо подвижные, выстроившиеся будто солдаты Свища вдоль линии обороны… И в этой паузе вдруг нелепо прозвучал все то же слово:
– Идем!
Но на этот раз это был уже голос Экса.

Вслед за этим я снова очнулся. И на этот раз на самом деле. И закричал, вложив в этот крик всю боль своего обожженного тела. Я кричал и кричал, и даже хлынувший ливень не мог охладить моего тела и остудить моего разума.

______________________________________________________________________

Впервые опубликовано: www.gurich.ru, 27.10.2012

Редакция 11.12.2012

(с) Дмитрий Гурыч, 2012