Гурыч

Главы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, Эпилог

18.

Костер, разведенный Писателем, стоил, наверное, тысяч пятьдесят. Горело с десяток Рук, не меньше. Подняв голову, я обнаружил, что нахожусь в кольце огней, вот только, в отличие от основного большого костра, артефакты в них таяли не то, чтобы на глазах, но заметно было – больше чем на час их не хватит. Но жар от них был – ровный, мягкий и удивительно сильный. Приглядевшись, я понял, что в маленьких костерках горят Ладони, по три-четыре штуки. Мда. Плюсуем еще пять раз по четыре тысячи.

Только после этих нехитрых подсчетов меня оглоушило воспоминание. История, рассказанная Седым. Только тогда я понял, где нахожусь. Точнее, где МЫ находимся. В Огненном Кольце, как и предсказывал Седой, в пространственной аномалии, которая есть и которой нет. Которая – просто открывается избранным и забирает их. На другие эмоции вроде удивления сил просто не было и я снова опустил голову на землю.

– Очнулся? – Олег, сидя на чем-то, накрытом бушлатом и чистил луковицу. Ну, значит снова не труп. Это хорошо, а то тащить тута тебя не получилось бы. Еще час-другой и мы распрощались бы, братан. Либо тебя тащить к артефактам, либо арты к тебе, а метров на сто вокруг я уже выбрал, пока ты тут дрых. Но все понятно, кому-кому, а тебе поспать не мешало бы. Ты уж прости меня, что я тебя за собой поволок. Все шишки достаются тебе, вот и думаю, завидовать или радоваться, что не мне. Ведь пряники наверняка тоже мимо не проходят.

Пряники, ага. Тут бы рассудок сохранить. Я отлично помнил, что видел и слышал. Это не было галлюцинацией и моя правая рука наглядно об это свидетельствовала кошмарным ожогом, оставленным раскаленным Когтем – его контур отпечатался и на ладони, и на сжимавших пальцах, начисто стерев линии на ладони и фалангах, как и отпечатки кончиков пальцев. Что странно – рука совершенно не болела, а сам ожог выглядел… ну как давнишний заживший шрам, как то, что остается на твоей коже навсегда. И в твоем сердце. В этот миг я почувствовал глубокий ледяной укол с левой стороны груди. В сердце. И немедленно провалился в туман. Вернее, хорошо бы было так описать это, но на самом деле не помню никаких ощущений, меня просто выключило.

…Я подхожу на плохо держащих ногах к чему-то… то ли слишком яркому, то ли глубоко черному. Скорее, черному. А вот стены пещеры горят просто адски, как жидкий солнечный свет. Потом догадываюсь: это негатив того, что я уже видел. Точнее, придумал! Привиделось. Кажется. В тот момент явственно осознал: это сон, кошмар. Почему-то вернулась паранойя о сбывающихся желаниях… может, кошмар тот и сбылся? Чушь же! Ну ладно, попробуем на этот раз досмотреть это до самого конца.

Не получилось. Как только я повторно осмотрелся, увидел своих спутников по счастью или несчастью – будто пленку перед глазами ускорили. Диалог как промотали, единственное, что я запомнил – что-то приблизилось ко мне. Что-то очень знакомое. Не ледяное, не раскаленное, а как будто… ну, идеально подходящее… чуть приятно теплое, чудесное на ощупь. Помню, полились слезы, я сжал зубы до боли в ладонях, до того было хорошо. А оно будто сжало меня, всего меня. Нежно, но твердо. А потом еще сильнее. А после – еще. Так сильно, что затрещала кожа и это нечто проникло внутрь моей плоти. И тут началось жуткое землетрясение. Я снова оказываюсь на мостке из света и бегу на свет, потому что с другой стороны чувствую смерть, в черном чреве тоннеля, из которого вышел к Свищу. Я несусь со всех ног, но меня будто тянет назад. Тем не менее успеваю вбежать в облако света…

…в котором между ласкающими лучами неторопливо кружатся конфетти… стоял бы и смотрел…

…а потом снова выскакиваю в лес, но на этот раз никакого умиротворения. Весь мир трясет, буквально колотит. А потом подо мной в земле возникает трещина и…

– Проснись! Слышишь? Замерзнешь, сдохнешь тут! Вставай, я тебе сказала!
Алена. Склонилась надо мной. У нее иней на ресницах, может быть, это просто слезы замерзли. Лицо красное. Трясет меня из последних сил. И падает, обессилев.
Я подымаюсь, все тело буквально одеревенело от холода. Растирать пытаться бесполезно – комбинезон, защищающий от пистолетной пули, сам по себе далеко не тонок, но согревающий эффект никакой. Пока разденешься и разотрешь одну ногу – замерзнет вторая. Здесь нет костров. И тут же я понимаю, почему. Нет, не потому что артефакты кончились. Они и не начинались, девка не знает, что нужно делать и замерзнет, если я не встану. Это ДРУГОЕ Огненное Кольцо. Здесь есть Алена и – нет Писателя. На ум приходит догадка, но я отставляю ее додумать на потом. Сперва не дать девчонке сдохнуть тут, вон она, уже осела мешком, прямо как другая сказочная героиня, из фильма «Морозко»…

«Тепло ли тебе девица, тепло ли тебе, красная?..»
В голове снова раздается хохот Экса, какой-то мерзоватый и очень, очень далекий. Не надо удивляться. Паясничает, петрушка хренов.

А еще в побелевших руках девчонки рюкзак. Мой. Времени на удивление нет, надеюсь, что там найдется то самое, что сейчас очень будет кстати… Нет, не фляга со спиртом, если в нее сейчас влить хоть рюмку – она еще больше осовеет, уснет так, что уже точно не добудиться. Не уверен, но надо проверить. Если догадка верна…

Я лихорадочно рву тесемки и начинаю выбрасывать содержимое на толстый слой практически каменного инея. Магазины с патронами… бесполезные… Абакан я давно потерял…

…и тут понимаю: со мной НЕТ И ПУЛЕМЕТА!

К черту, об этом потом… Копаю дальше. Поддеву, ручной вязки из собачьей шерсти – на колени девчонке. Вторую судорожно натягиваю на тело, пока распахивал комбез – продрог еще больше. Артефакты потом присоединю, успеется. Тушенка, медпакеты, переворачиваю рюкзак, трясу… В ворохе вижу и хватаю то, что сейчас даже не на вес золота, на вес крови. Коготь. Неважно, сейчас неважно, думать не об этом. Все потом.

Я рассуждал так: если все так, как говорил Седой, то более редкие и дорогие арты должны и гореть дольше. А пока я сбегаю вокруг, соберу чего попроще – девка просто лыжи отдаст. Коньки склеит. Снегоступы отбросит. Метнувшись, собрал немного тяжеленного хвороста – каких-то насквозь промороженных палок, черных как уголь. Отломать их было нелегким делом, но вдруг оказалось, что при сильном ударе под корень местные чахлые кусты просто откалывались от земли… В общем, навалил я небольшое кострище, вскрыл пяток патронов, высыпал порох под шалашик, положил на него Коготь и чиркнул спичкой. Порох вспыхнул и тут же занялся Коготь, горел сначала красным пламенем, когда растапливал промороженные дрова, потом цвет изменился на бледно-желтый, а как дрова вспыхнули – огонь вокруг артефакта стал и вовсе невидим. Просто Коготь изменил цвет на буро-прозрачный и стал медленно таять в пламени. Я знал, что, судя по брошенным словам Писателя, Рука горит час… Возможно, Коготь даст мне целых два, если не больше. Есть, есть время. Я осмотрелся, благо ранее не было времени это сделать, мой взгляд был прикован к земле или к выбрасываемым из рюкзака пожиткам.

Чего тут точно не было, так это Солнца. Конечно, где-то наверху оно, наверное, имелось, но его скрывал толстенный слой тумана, который никогда не рассеивался. У самой земли туман был значительно реже, просто потому, что вспыхивающие многочисленные Жарки заставляли его подниматься, но неровно, как бы пятнами. А поскольку Жарок было довольно много – видимость сохранялась в пределах метров сорока. Солнечный свет, конечно, проникал сквозь туман, создавая белесый пасмурный полумрак, но повсюду постоянно вспыхивали и гасли Жарки, обычные, желтоватые и Скачущие, ярко-белые, освещающие местность метров на пятнадцать в радиусе. Это было похоже на мечущийся дневной свет, как в лампах или фотовспышках. При постоянно вспыхивающих новых и новых аномалиях игра теней от валунов, кустов и изогнутых деревьев была такой, что в глазах начинало рябить… Когда огненная свечка на время угасала – в этом месте постепенно скапливалась муть: оседал остывший туман и просыпалась мелкой, почти воздушной, крупой, замерзшая изморось. Я сперва здорово боялся, что это не вода… ну, аммиак, например. Недаром тут им воняет, хоть глаза не ест и легкие не жжет. Нет, это определенно был водяной туман. Почва не могла его впитать, кроме быстро застывающих пятачков вокруг Жарок, но буквально какой-то десяток сантиметров – основной жар аномалий уходил вверх, как и говорил Седой. Основная масса едва оттаявшего тумана снова зависала взвесью в воздухе. Почему-то слой инея на грунте почти не нарастал. Никаких сугробов, заносов, внешне панорама напоминала равнину с торчащими редкими кустами, полностью лишенными листьев. Да и какие могут быть листья при минус сорока пяти. Эти растения, очевидно, росли крайне медленно, питаясь не солнечным светом, а… Чччерт!

Где аммиак тут был, я очень скоро понял, едва сунулся из круга света костра к полынье, шириной метра четыре, не меньше. Куст мерзкого растения укрепился прямо на границе пояса разноцветных кристаллических отложений вокруг аномалии и ближайшей Жарки. Вблизи это оказалось не именно полыньей, а маленьким озерком, даже, скорее, лужей. И в ней неторопливо плавали три или четыре Ладони. Не то, чтобы этот огненный артефакт имел большую ценность, но никто не говорил, что находил больше двух в одном месте за раз. Позабыв осторожность, я влез ногой по колено и, видимо, нарушил какую-то мембрану, которая сдерживала ядовитый леденящий газ внутри. Вспенился пузырь, а потом я, успев все-таки затаить дыхание, схватился за глаза… Минут пять заняло проморгаться и выматериться, в том числе по поводу фляги, в которой застыла вода. Большинство артефактов находилось как раз в таких лужах…
«Заморозках…»
– Да, спасибо, дружище Экс… что бы я без тебя, подселенца, делал!
Зубы начали мелко стучать. Разговаривать с душами покойников – за такое, пожалуй, мне вкатили бы свинцового гороху в любом из лагерей по Периметру… но тут свидетелей никаких, да и лучше все-таки быть поучтивее. Хрен их разберет, усопших, кто там на что обидится.

По-быстрому очистил ногу от слоя мгновенно намерзшего льда. Чуть при этом не упустил в Заморозку нож.

Итак, нужно было что-то делать, время неумолимо приближало момент, когда Коготь окончательно сгорит. Еще минут десять ушло у меня на изготовление вот какой штуки: я набрал все тех же сучьев от кустов, длиной они были по полметра. Затем смотал из них двухметровый шест, закрепив части бинтом, подержал конструкцию в облаке тумана возле ближайшей ожившей Жарки и снова вытащил на мороз. Несколько таких сеансов дли вполне себе прочную конструкцию, а на конец я привязал небольшую сетку, связанную из веревки и точно так же промороженную. Этим сачком за следующие сорок минут мне удалось набрать почти целый рюкзак «огненных» артефактов, в большинстве своем Ладоней и Рук, хотя все-таки попалось и два Когтя. Для этого пришлось облазить все Заморозки в радиусе полусотни метров и, признаться, занятие это мне ни разу не понравилось. Нет, ну а кому понравится: ты видишь только кусок местности с рельефом болота, куда бы ни пошел. Кочки с Жарками и опущения грунта, в которых – Заморозки. В радиусе сорока метров много ли видно, в таком тумане? Потому как отойти от костра тоже боязно, вдруг потеряешь.

«Огненные» артефакты, в отличие от прочих, все – теплородны сами по себе, что, в общем, соответствует их природе. Толком неизвестно, как именно они возникают, но практически все – и дешевые Ладони, и более дорогие Руки, и редкие Когти – греют, если их просто приложить к телу. Но здесь и опасность: согреешь туловище – отморозишь ноги, так как в своем естественном виде они греют точечно. Мне же требовалось тепла много и сразу, так что нужно было сделать так же, как сделал Писатель, чтобы спасти мое бренное тело, пока я валялся в отключке. Нужно было запалить хороший костер, а лучше два или три. И поддерживать тепло… какое-то время, не знаю, сколько, так что набрать этих даров Зоны нужно было максимально. Сколько унесу. И тут же сжечь, что привело, уверен, бы того же Сидоровича в состояние уныния. Такие бабки же…

Через час, притащив полный рюкзак, за который любой торгаш отвалил бы мне небольшое состояние, вытащил из костра изрядно уменьшившийся Коготь, заменив его на пяток Ладоней, разжег еще один костер, а затем, положив Алену между огней, привел спящую красавицу в чувство. Пожалел по щекам хлестать, не знаю, почему такие сантименты… в общем, теперь спирт был как раз кстати. Так она даже не кашлянула. И взгляд… другой он уже был. Заглянула она… туда, короче. За грань. И дорого бы я дал за то, чтобы увидеть, что видела…

И увидел. Никакой паузы.

…Я протягиваю руки вперед и в них ложится тот самый серо-дымный шарообразный артефакт, от Анатолия. И тут вдруг понимаю: у меня руки на удивление тонкие и кожа необычно мягкая. Шар ложится в ладони как влитой, я чувствую каждую его частичку, дымные пятна, шероховатости… а потом он будто растворяется во мне, во взоре и я – вижу. Это как… сложно передать такое… визуальное послание, записанное на этот дымный шар, точнее он – сгусток мысли, которому мое сознание придает форму. И внезапно мысли заполняют мой мозг, я их не читаю, а нахожусь в них.

Я вижу ребенка, мальчика и понимаю: это он. Мой сын. Его зовут… прочерк. Не могу я еще этого знать, решу в свое время. Ему восемь. Он очень умен и очень добр. И необыкновенно силен, во всех отношениях. А ее зовут… кажется, Роза. Ей тоже восемь. И она тоже… ну, такая. Она не демон и не дьявол. Она человек и его, сына, антипод. Я это чувствую. Анатолий не просто сидел и варил рыбу все эти тридцать лет. Он думал и искал: в снах, в мыслях и воспоминаниях, в себе, возможно, откуда при должном благорасположении Хозяина, можно много куда попасть и подсмотреть… Все, кто ушел в этот последний поход, обрели нечто, а не просто сгинули. И даже Похрен… я несколько секунд видел его, да, каким-то внутренним взором, со стороны. Его вечное упокоение оказалось пасекой. У него всегда теперь было сладкое и его не жалили пчелы, не было нужды никого убивать. Его мир представлял собой сплошной луг и в нем точно так же, как и у Анатолия, не было ни души. И он тоже что-то познал, что-то свое… и рассказал бы! Но на это не было времени. Может быть потом, как захочется сладкого. Потому что сейчас тянуло на соленое. На губах – привкус крови, перед глазами – будущее.

Сыну правда удастся изменить мир. Вскоре откроют биологические добавки на генетическом уровне, выдав их за панацею. Не стоит и гадать, на базе каких работ и какая группа лиц сделает это. «О-сознание», без сомнения. Они не смогли вторгнуться в ноосферу и Зона уничтожила их адептов, которые сумели подключиться… Но теперь дело было за генетиками… У этих романтиков все бы получилось. Изменения действительно были благими, совершенствовались люди, их таланты, их чувства, развивались такие качества, которые ранее не были озвучены иначе, чем фантастами.
Но у плюса есть минус. У жара есть холод, у света – тень и тьма. К заднице с резьбой найдется и… ну, в общем, понятно. На генетиков-романтиков нашлись генетики-маркетологи. Торгаши. Антипод Роза тоже не теряла времени даром, ей не нужно было ничего изобретать или открывать. Достаточно было просто выкрасть копии результатов работ «О-сознания», пока не все из персонала были совершенны… Хотя и добряков можно было обмануть, убедив, что нужно для доброго дела изменить некий процент человечества «в минус», что кроме фей нужны и санитары леса, что свет неотделим от тени, а плюс от минуса. Ей помогали. Какой-то всесильный Покровитель.
В итоге благих рукотворных мутаций люди оказались не разными: белыми, негроидами, азиатами, холериками, сангвиниками, индивидуалистами, солдатами, врачами и духовниками… они оказались двух типов. Если утрировать, осознанцами и монолитовцами. Благими намерениями с разными знаками полярности можно было торговать хоть у церкви, хоть у метро, потому что итог был ясен: разразилась война. Последняя. И победили в ней монолитовцы. Просто потому, что хорошим людям было не свойственно становиться плохими, чтобы разобраться с еще более плохими. А те, кто пытался… в общем, замаранная кровью чистая душа страдает еще больше обычной, человеческой. Это выглядит насмешкой, но примирил всех культ Падшего Ангела. Как наглядный пример падения слишком уж доброго и самонадеянного человеческого добра. Благие намерения в слепом следовании им всегда приводили, приводят и будут приводить к вратам ада, если они изначально – насилие. Это закон мира, где есть инь и янь, минус и плюс, свет и тень. Смесь чистого и грязного снова чистым уже никогда не станет. Монолит и… Здесь видение исчезает.
Не надо, наверное, говорить, что видел я глазами и внутренним чувством Алены.

«Твое желание исполнилось, ты увидел…»
– Экс, ты как стал мертвым и возвышенным… в своем бессмертии призраком – ты все время несешь какую-то пургу! Ты или поехал с роликов или оказался просветленным дебилом от рождения. Причем тут мои желания и причем тут – ТЫ?

Но Экс был прав. Я только что получил массу новостей, из которых главным было: со мной и правда никто не шутил! Сбылось мое желание, просто так, в мерзком туманном болоте, но, хоть убей, я так и не понял, как управлять этим процессом. Вряд ли тут дело в простом «хочу» и хлопке в ладоши. Ибо желать нужно осторожно, а первое с чего стоит начать – понять, ЧТО исполняет желание, почему это происходит и как это работает.

Пауза.

Я поднял голову от заботливо подстеленного рюкзака. Писатель смотрел на меня с хитрой усмешкой.
– Знаешь, помимо того, что ты как-то подозрительно долго и нетипично дрыхнешь, ты не менее подозрительно спокоен. Ни тебе вскакиваний с криком, ни хватаний за ствол. Скукотища с тобой.
Он подложил в большой костер несколько веток и тускло светящуюся Ладонь, которая тут же занялась.
– Я помню тебя, каким ты был еще пять дней назад. Ты не просто изменился. Ты вообще другой. Почти что не ты. Когда отключаешься, у тебя будто лицо меняется, становится каким-то… киношным, что ли. Не человеческим, а как с плаката. Будто светлеет изнутри. Что-то в тебе не так, дружище, хотя ты точно меняешься в лучшую сторону. По крайней мере, перестал храпеть. Но пулемет я от тебя убрал. От греха. Ну как, все сны посмотрел или как?

Он был необыкновенно грустен. Не то, чтобы особо удивительно, что не спрашивает ничего об Алене, этот как раз не особо странно. Там, где люди пропадают, порой, на ровном месте, где амнезия – что-то вроде похмелья после контакта с контролером или пси-аномалией, спокойствие – признак опыта и относительного здоровья. Впечатлительных быстро успокаивают – психи не менее опасны, чем аномалии. Но ему все-таки плохо и одиноко, я это знал. Теперь вообще пришло знание многого, не интуиция, не догадка. И сам он лицом просветлел, стоило мне рассказать ему о своем… сне.
– «Прыгун» ты теперь, стало быть. Полезнейший человек в нашем положении. Хотя в любом лагере, где зеленых соплей больше, чем убитых собак, тебя бы точно нашпиговали бы свинцом у ближайшего заборчика.
Эта фраза заставила насторожиться против собственной воли. Но вряд ли он читает мои мысли или их обрывки, разве что я сам каким-то образом навеваю их ему, может быть и такое, в конце концов, с новыми дарами я пока обращаться аккуратно не научен. И мысли Олега явно не обо мне, что радовало. Он сломал промороженную ветку одним движением кулачища.
– Хорошо, что Алена жива. Мне ее очень…
Дальше было личное, ну, эта пауза. Втрескался-таки наш Олег в эту дурочку. Ну, что ж, бывает. Лучше, чем бродить одинокой тенью по Зоне. Однако с таким счастьем что-то стоило делать.

Мы посидели, помозговали. Моему другу явно стало лучше. Это как… согреться на таком лютом морозе, не от костра, а всему согреться, изнутри. Зажечься даже. Вот он и зажегся. Глаза заблестели, речь ускорилась, в нее вернулась привычная его легкая насмешливость.
– Насчет стрелять таких блаженных, конечно, это от дремучести. Ты можешь не только мигрени снимать теперь. Пригодишься, короче. А вот вырубить тебя придется. Я так понимаю, ты теперь у нее в гостях проснешься. Алену надо как-то вытаскивать… оттуда. Но сперва давай помозгуем, что делать.

Он, кстати, рассказал мне, как сюда попал. Его личные воспоминания обрывались при входе в темноту пещеры, сразу после Жаровни. А после он больно шмякнулся о землю, от чего и очнулся, здесь, в Огненном Кольце. Один. Далее будто бы задремал и снова удар привел его в чувство. Удар мной. Я свалился прямо на него.
– Гляжу: ты. Пар от тебя так и валит. Или дым даже. А в тучах этих – будто прореха, шрам затягивается. И сполохи по его краям бегают, огненные. Моргнул и все. Мираж, наверное. Два удара по мозгам – многовато, тем более с голодухи. Не с неба же ты свалился, в самом деле.

Из дальнейшей беседы выходило вот что. Олег, пока я спал, тоже вздремнул, было, полчасика и тоже провалился куда-то… он не помнил, куда. Просто калейдоскоп: лесная поляна, потом речка, холмистое нагорье… Синее небо, солнце и ни души. Ни следа каких-либо построек, городов и вообще присутствия человека. Но это было как…
– Я будто летал там, понимаешь? Там… хорошо, так хорошо, что лучше не надо! Все как у нас, только… ну, НОВОЕ, другого слова не подобрать. Все вокруг – новое! Но я там был не человеком, а будто духом, что ли. Это и сон и не сон. Вообще-то, если честно, я подумал, что умер.

«Умер», тоже, блин, новость. Тут покойники, убитые в Злынском, в подарок личный мир получают, а… Мир в подарок. Это еще не была догадка, но мозг будто окунули в ледяную воду. Не знал, почему, пока не знал. Но осознание придет. Есть главное в этом. Цена за обретение. Но думать об этом пока было рано.

Я рассказал ему вкратце то, что успел повидать и узнать за эти несколько часов. Он видел, что я ему не вру, верил в то, что я рассказываю. Я тоже видел его насквозь и знал, что мне не нужно бояться, что Писатель в сталкерском суеверии перережет мне горло, когда я уйду… туда. Но смотрел он на меня, все же, как на безумного, это уж точно. Да я и сам не знал, насколько я теперь в уме. В привычном человеческом уме, то есть. Со мной не просто что-то произошло, оно все еще происходило. Вот, я уже вижу людей насквозь.

«В фигуральном смысле: мысли, мысли, мысли!»
Это я сам – про себя. Поспешил добавить уточнение, а то неровен час, в самом деле… еще одно чудо свалится. Сбудется еще, блин! Вот радость-то, видеть чужие тушки как в препарате. Мысли – оно полезно, а вот видений всякого анатомического дерьма – увольте.

Уф. Не сбылось. И даже Экс в голове не засмеялся.

Между тем, меня снова как бы потянуло в сон. Нечто напоминало: пора. А вдруг там время по-другому идет и Алена уже сожгла все артефакты и превратилась в эскимо? Надо было торопиться. Писатель что-то мне говорил, я его не слушал. Что делать – было совершенно ясно, неясно пока было – как это сделать. Их нужно было «свести» вместе, но в какой из реальностей? И как, черт побери, как?

Из глубины воспоминаний всплыл четкий образ: картонная коробочка, зеленая, надпись «Гексазепам». Мурашкин. Теперь эту скотину искать еще.

И я тут же вырубился. Точнее, проснулся.

Третья реальность Огненного Кольца была точно такой же, как первые две. Третья – это потому, что этих двоих тут не было. Не было видно вообще никого.
«А чего ты ожидал? Это же не разные планеты. На самом деле и Писатель, и Алена рядом с тобой, только руку протяни. Вы четверо – как между страниц одной книги, гораздо ближе, чем думаете. Все, что вам нужно – научиться не замечать самих страниц!»
Милый, милый голос Экса. От которого уже тошнит. Вернулся, доброхот. Вяло ругнул:
– Ты, паразит, умереть и то по-людски не можешь. Непременно нужно было в моих мозгах залипнуть…

Аккуратно, стараясь не ступать на полуметровые проталины с колышущимся над ними воздухом и не соскользнуть по насту в зеленоватые пузырящиеся лужи, я обошел по радиусу добрые двадцать-тридцать метров, вглядываюсь в туман. Безрезультатно. Никого и ничего. Сначала в мимолетном видении мне явилась пугающая мысль: Свищ просто уничтожил Мурашкина. В назидание, так сказать. Вспомнил далекий костерок внизу того жуткого каменного цилиндра, проникающего, возможно, через сотни миров… но скорее всего через сотни персональных кошмаров, адов, подобных моему, с огнестрелами и чудовищами. Вот и показалось: световой мостик под капитаном просто исчезает и тот падает, падает. И не разбивается в лепешку, назло всему на свете и во тьме, аккуратно приземляясь рядом с котлом и костром… А когда в Свищ ударяет ядерная ракета, огненный шторм через этот колодец выжигает эти средоточия нежити, ненависти и безысходности один за другим, очищая миры от скверны. Дешево и сердито. Но не укладывались две вещи. Реальность Огненного Кольца, в которой я теперь находился и практичность Свища. Глупо подпускать врага так близко, можно было запросто удавить его на подходе, не верилось мне, что в действительности такая мощная сила не могла ничего противопоставить земному оружию, пусть и такому мощному. Должна была быть причина того, что я сейчас здесь.

Не знаю, что меня тогда кольнуло… Ведь если есть это место, то неспроста. Должен тут быть вояка, должен. Оставил его в Живых Свищ, зачем-то. Например, чтобы передать эти таблеточки… Я рассудил так: раз это все – параллельные реальности одного и того же физического мира, то, возможно, через эти разделяющие нас «страницы» пробьется спутник… А я не включал КПК аж с пещеры, как-то не было повода, тем более, что сам же Мурашкин говорил, что не берет там техника. А его КПК видят военные спутники. Четкой связи мне не нужно, просто пусть…

– Пусть определится КПК этой сволочи. Очень надо!
Ну, сбудется или нет? Осторожно, стараясь не выронить из коченеющей руки, я достал прибор и включил. Долго, долго, долго… Как долго проходит идентификация, хотя я знал, что длится она как обычно, минуту-полторы. Пароль… Поиск сети… Желтая точка и писк сигнала возникли так резко, что я действительно чуть не выронил КПК в ближайшую Заморозку. Сигнал показывал, что капитан находится в ста метрах восточнее. Я поставил метку на карту, чтобы потом не рисковать слишком долго искать это место, а значит и костры Алены и Писателя – после прыжка обратно. А потом осторожно пошел туда, куда ушел капитан.

Точка не шевелилась. Это навело на мысль, что Мурашкин ранен… но уж это вряд ли. Раненый на таком морозе давно бы спекся. Спекся, да-да. Удачная шутка, сообразно месту. Спечься на морозе тут на раз. А раз точка активна… что он там про чип в организме говорил? Пока он жив – чип активен. Значит – жив. Но почему не двигается? Мне так и хотелось запрыгать на холоде… правда тут особо не напрыгаться, как на минном поле.

Однако при входе в предполагаемую зону видимости ничего не изменилось. Не было видно ни человеческой фигуры, ни лежащего тела… Отдельно валяющийся КПК исключался. Может, скатился в Заморозку и примерз – с краю? Или поджидает, со стволом. Не уверен, но вряд ли на таком морозе оружие с летней смазкой будет работать… А я так и забыл взять у Писателя пулемет-то! В таких догадках я подходил все ближе и ближе. Уже видел ту впадину и небольшое облачко, постоянно осыпающееся легкой ледяной крошкой сконденсированной измороси. Уже не стараясь пригибаться, я осторожно прошел по гребням нескольких «межей» между Заморозками, на одной из них отчетливо были видны следы, не отпечатки, а просто сорванный наст, будто здесь кто-то поскользнулся. Вот и углубление с леденящей жидкой аномалией. Даже у меня, прошедшего этот путь через сплошные балаганчики с чудесами, от увиденного застыла кровь в жилах.

Это был артефакт. Несомненно – Протуберанец. До этого я никогда не видел его «живьем», даже на картинке. Рассказывали, что это такая закрученная когтеобразная свечка, напоминающая огненный язык, якобы такое случается, когда в Заморозке застывает именно сам язык огня. Замороженный огонь, вот так, да. Только чушь это все. Я теперь точно знал, как он получается. И чего, точнее, из кого.

«Сачка для артефактов» у меня с собой не было, но соорудить тем же макаром просто длинную палку, размером с бильярдный кий, не составило никакого труда. Им я подтолкнул артефакт к краю Заморозки, над которой тот висел в воздухе, сантиметрах в десяти над поверхностью. И понял, что не ошибся, приняв темный матовый блеск с одной стороны за искусственный. Это был КПК, чертова адская машина связи. Вплавилась в Протуберанец. И она работала.

Далее было еще больше сумасшествие. Вещей Мурашкина нигде не было, да и откуда им взяться, если мы сами его разоружили и отобрали все пожитки. Так что я толком не знаю, зачем это сделал. Но почему-то взял и набрал в капитанов КПК:
«Мурашкин?»
Аппарат запищал через полминуты. Пришло новое сообщение:
«ДА».

Охренеть, полагаю – это немного не то слово. С духами разговаривал (да и разговариваю), а вот с предметами – это был уже перебор. Но, тем не менее, набрал еще:
«Гексазепам».
Ответ был тут же.
«НЕТ».
Разумеется, это «нет» не отрицание. Это отказ. Просто то, что осталось от Мурашкина, этот долбанный инфернальный джинн внутри этой штуковины, хотел мне смерти. Всем нам. Просто за компанию. Не знаю, почему я сделал именно так, как сделал, все мои манипуляции с этим агрегатом будто происходили сами собой… хотя потом я думал над этим. Возможно сидевший где-то в дальнем уголке моего сознания Экс просто вышел на сцену поруководить процессом, размять потусторонние ноги, так сказать. Но на дисплее мои окоченевшие пальцы вдруг набрали:
«Слушай! Внимай мне!»

А затем обе мои руки, несмотря на то, что суставы на морозе при каждом движении взрывались болью, охватили артефакт не просто крепко, а – с яростью. И поднесли к лицу. А глаза приросли к экрану. И я не набирал более того, что думал в этот момент. Долго пришлось бы. Просто появлялись слова, заполняли экран и стирались следующими. Калейдоскоп психованных электронных символов. Голоса в голове – против демона из машины. Я совсем не уверен, что эти мысли были именно моими, но проще будет считать, что думал именно я, и – тут же мысли печатались на экране, выходило примерно следующее:
«Ты, вояка хренов. Читай внимательно, повтора не будет. Ты хочешь нас тут убить просто потому, что сам тут оказался, умер и попал в дерьмо. Ты еще жив и ты внутри этого артефакта, я могу сделать с тобой все, что захочу, а фантазия у меня как раз больная – именно сегодня! У тебя получится убить только двоих, если ты не дашь эти таблетки. Получится, не сомневайся. Но я сделаю так: уничтожу этот артефакт в Жарке и в любом случае уйду, способ проверенный и ты это знаешь. Ты сам искал тут Протуберанец, пока не стал им же. Искал, чтобы так же уйти, а теперь уйдешь в небытие. А я пойду слушать пение птиц и жрать сидорскую водяру. И мне плевать, каково тебе будет в тот момент. Ты навечно останешься призраком. Но это еще не все. Другие призраки сожрут тебя там, куда ты попадешь после смерти. Нелюди, мутанты и много других сущностей. Обещаю познакомить вас, если ты такая задница, капитан. Я убью тебя еще раз, урод и на этот раз твоя смерть будет вечностью. Не итог, а сам процесс. Жрать тебя будут раз за разом. А еще есть вариант похуже, пилюлька номер три. Я тебя не убью. Просто брошу здесь, спрячу так, что никто никогда не найдет, заверну в рюкзак с камнем, не пожалею, и утоплю в одной из Заморозок. Сядет аккумулятор и ты останешься совсем один, этим идиотским грузом на дне. А я найду тот Протуберанец, который искал ты. И уйду. Ты прямо сейчас скажешь, где таблетки… как они там называются!»
И я не знаю, кто в тот момент из нас троих больше охренел. Но вспомнил и набрал название лекарства.
«Капитан. Гексазепам. Где?»
КПК молчал. Я уже собирался было приложить его о валун… ну, для порядка.
«АНОМАЛИЯ ЗАМОРОЗКА НА ДНЕ».

Сделать вывод было несложно. Я бы поверил в то, что у Мурашкина есть душа, все-таки я души видел и слышал, в ратиосфере. И что сейчас переписывался с ней каким-то вот таким образом. Я бы поверил в общение с духами, если бы аппарат не отображался на карте. Значит, чип чувствует сердечный ритм, потому КПК и работает, показывая капитана живым. А где теперь у нас чип? Он внутри артефакта. Протуберанец – живой. И это Мурашкин. Запоздалые, но соображения. Тот, кто писал из моей головы текст, был куда сообразительнее. Только смех у него, все же, поганый.

Той же палкой я достал обрывки армейской камуфлированной формы со дна аномалии, она так смерзлась, что трудно было разглядеть, что я держу в руках. Каким-то образом от броника остались только обрывки, в том же клубке оказались ремни от портупеи, часть берца ботинка и половинка солнечных очков. А вот стандартное обмундирование, брюки и куртка, уцелели практически полностью, правда для того, чтобы в этом убедиться, мне пришлось здорово поработать ножом, изо всех сил раздирая разрезанную ткань, подбираясь к карманам. Штаны оказались бесполезны, но я догадывался, где нужно искать – в больших нагрудных карманах, вояки вечно самое дорогое носят именно там. А еще сигареты, не раз убеждался… впрочем, как раз военным этот факт моего прошлого опыта знать совсем ни к чему. Как бы там ни было, но в конце концов из вороха промороженных тряпок я извлек початую упаковку гексазепама – полтора «листа», пятнадцать таблеток. И, вдобавок – в этой же пачке был «лист» антидота, того самого, «№ 66». Флумастенил, кажется. Затем выбросил тряпье обратно в аномалию.

Вероятно, капитана где-то по пути угораздило попасть в болото или вроде того, а потом, здесь стремясь согреться, он по дури или уже не соображая от холода, вошел в Жарку и после его горящие останки скатились в Заморозку … остается только гадать, как так получилось. Или ему помогли. Те люди или те силы, которые знали, что понадобится Протуберанец и нашли единственный способ его получить. Теперь было понятно, почему этот артефакт так редок. Живые люди сюда заходят нечасто, а еще реже настолько беспечны. А еще матерый, из разведотдела. Я даже усмехнулся, глядя на экран. Тоже мне, специалист нашелся. Но усмешка быстро сошла с лица. Я подумал: а вдруг это тоже было предрешено? Ну, неспроста он с нами пошел, помогал… хотя бы часть пути. А теперь я сам, своими руками положу его в огонь и… Убить человека – это просто. В Зоне это обыденность, даже новички в этом деле тут недолго ходят в новичках. Но чтобы вот так… как какую-то жертву, как живую тварь на адский алтарь, в пламя… Не то, чтобы меня загрызла совесть, но ведь неправильно это! Артефакт живой. И он беззащитен. И он будто услышал. Неожиданно запищал. На дисплее значилось:
«НЕ УБИВАЙ МЕНЯ ПОЖАЛУЙСТА ВОЗЬМИ С СОБОЙ НА ВОСТОК ДАЮ ПЕЛЕНГ ПРОТУБЕРАНЦА».
На карте появилась отметка. Ладно, успеется. Но как он находит артефакты, интересно? Видит, подлец, теперь – себе подобных?

Но об этом еще будет время подумать, сперва нужно как-то сделать так, чтобы эти двое влюбленных, которые еще люди, оказались по одну сторону страниц небытия. И я уже знал, как это сделать.

Заснуть усталому и голодному человеку на таком морозе совсем несложно. Я засунул пачку с таблетками в карман комбинезона и… Стоило мне приклонить голову… меня уже лупил по щекам Писатель. Не стану описывать те слова, которыми он меня охарактеризовал в тот момент, но я заслужил каждое из них. Алена добрых полтора часа оставалась без присмотра на жалком ледяном пятачке посреди смертельного ледяного бытия. Не дай Бог уснула, забыв про костер…

Вокруг Писателя спасительного круга огней уже не было – почти все артефакты были выбраны и догорели, а собирать новые значило уйти от места стоянки настолько, что рисковать потерять и его и меня, когда я появлюсь. Мы трое боролись за жизнь в трех реальностях и пассивность заранее обрекала нас на смерть, а любую цель на полный провал. Если у Алены собранный мной запас закончился – она замерзнет до смерти и уже не сможет меня разбудить, а значит, мы все здесь умрем, они – сейчас, а я – через пятьсот лет морозной комы. Инструкции были краткими, Олег не задал ни единого вопроса. Он просто проглотил две капсулы гексазепама и улегся прямо на обледенелую землю, подстелив спальник. Через десять секунд добудиться его было невозможно. Времени не оставалось, совсем. Я надел рюкзак Экса и покрепче прижал пулемет к груди. А затем прилег рядом. Учитывая, что меня только и делали, что будили, голова просто раскалывалась от недосыпа и я боялся, что эта боль ни за что не даст мне заснуть… А надо было, позарез. Только одна мысль крутилась в моей голове, долбила, как дятел: не спи, не спи, не спи, Алена…

______________________________________________________________________

Впервые опубликовано: www.gurich.ru, 01.11.2012

Редакция 11.12.2012

(с) Дмитрий Гурыч, 2012