Гурыч

Главы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, Эпилог

6.

Не сказать, что очень уж приятно, когда чувствуешь себя рожей в пахучем болотном иле. Но спасибо, хотя бы не задохнулся и никто не откусил от меня половины, пока я валялся в отключке. Поднял голову, чертыхнул Экса раз десять, пока переворачивался и осматривал себя. Весь, весь в грязище! Чертовски приятно, что СКАТ все еще на мне и что его пропитка не позволила угваздать все – отстирывать некогда. Да и переправляться надо как-то… заодно и помоюсь.

Островок, на котором наемнику вздумалось меня бросить, был обычным наносным горбом слежавшегося ила, чуть выступающим из воды, метров пять в ширину и десять в длину. Здесь никогда ничего не растет – этот самый болотный ил, конечно, штука плодородная, но и едкая, в том числе для местной растительности, стойкой, порой, даже к аномалиям, в нем чересчур много каких-то сугубо полезных кислот, от которых у растений не выдерживает корневая система. Ну, вроде как они сгорают от переизбытка, от счастья своего болотного. Это один старикан как-то рассказывал, друг Сидоровича, заходил в деревеньку за какими-то своими приблудами, заказывал что-то. Все с ним уважительно так, особенно когда он кому-то из бывалых спину поправил, просто так, руками. И задаром. Говорил еще, что болото вроде как ему дом родной. А ил этот, когда на солнце побудет – сохнет и становится твердым, как цемент. Но ветер нагоняет волны и потихоньку слой обновляется. А я очнулся наполовину в воде, так что перемазался здорово. Еще раз чертыхнул Экса. Нельзя было меня на метр-два в сторону положить. Как раз там, где рюкзак брошен. Нашел его как раз в паре метров от себя, «Абакан» лежал сверху.

Болото оказалось не особо топким, но и не мелким – по пояс. Пока переправлялся – оттер частично пластины бронекостюма, но одной рукой много не навоюешь, вторая была занята рюкзаком и автоматом, которые пришлось приподнять над водой. Ухнуть в какую-нибудь яму и залить внутрь костюма болотной жижи совсем не улыбалось, а на берегу приходилось быть настороже: недавние секачи не были похожи на слишком уж худых, наверняка уже где-нибудь здесь прикормились. Вот и земля тут разрыта местами, похоже, что выкапывали корневища чакана. Да, мигрирует матерое зверье из центра Зоны, все заметнее это с каждым месяцем. Грядет что-то. Эти твари всегда чуют, когда надвигается очередной местный апокалипсис. Ну, или особенно крупный выброс. А может то и другое.

За такими мыслями только на вершине холма за полуразвалившейся фабрикой заметил, что КПК мой выключен. Сигнал появился сразу, как только я коснулся кнопки. Не на самой карте, метка стояла вверху на границе радиуса, метраж чуть ниже точки медленно наматывал метр за метром. Оказывается, что группа всего в полукилометре от меня. Впрочем, чему удивляться, куда они могли деться за какие-то сутки, с их-то планами! Судя по таймеру на дисплее, прошло не больше двадцати часов, сейчас чуть позже полудня. Небось, отсняли всех нужных мутантов, как зверье повылазило, жаль, меня там не было! Хрен с выплатами, тут – зрелище было, наверное. В целом новости были радостными… Скинул рюкзак, присел на минутку покурить, сунул руку в карман – спички промокли или нет… и вытащил на свет Божий плотный сверточек, ту самую «котлетку», о которой совсем, было, забыл. Сквозь целлофан по-прежнему пялился высокомерный Франклин. Осознание увиденного, какой-то щелчок в мозгу, будто открывающий сейф с воспоминаниями… Далее я вспомнил почти весь наш разговор с Эксом. Следующие пару минут оцепенение боролось с попыткой мозга взорваться ко всем чертям. Странное дело, как только я пытался вспомнить то место, где мы разговаривали – накатывала такая волна тошноты, будто меня накормили сначала до отвала, до обжорства, а потом минут пять крутили подвешенным за ноги… Нет, не могу. Будто уплывает все, мысль тут же утрачивает понятность, вспоминаемые предметы становятся пыльными и следующий миг их развеивает. Плюнул, все равно не вспомнить. «Котлету» убрал в рюкзак, в потайной карман под подкладкой тройного самошитого кожаного донышка. Вряд ли меня будут обыскивать, но… поглядим.

С вершины холма я должен был уже и увидеть группу… пусть даже в бинокль. Но ведь всегда и бывает так в кошмарах: если бежишь, то – медленно, если бьешь, то – ватным кулаком, если надо идти по прямой – непременно утянет куда-то в сторону. Недавний подъем дался нелегко: мокрая трава, глина все время норовили заставить поскользнуться, что я успешно и проделал, хорошо саданув голень о шершавую каменюку с острыми краями. Хромая, наконец, добрался до макушки, но увиденное за холмом заставило замереть на месте, мысленно награждая солеными выражениями доморощенных картографов и жмотливых молчунов-проводников.

Прямо впереди путь мне преграждала большая свалка различного мусора, собранная, судя по всему, относительно недавно. Такой вывод следовал из нагромождений колючей проволоки, вырванной прямо со столбами, они еще не выбелились местными дождями. До взрыва на ЧАЭС ничего подобного точно быть не могло. Скорее всего, это демонтированные заграждения первых границ Зоны, однако за каким лешим кому-то понадобилось их вырывать с корнем и просто бросать на землю, запутав в клубки метра два в поперечнике? Были там еще какие-то железки: раскуроченная ЛЭП с рваными проводами, бульдозер – настолько ржавый, что так и не удалось определенно сказать, какого он был когда-то цвета. Остальные детали скрывались в низком густом тумане, его языки потянулись ко мне, гонимые легким ветерком… Сейчас… обовьют тело, голову, шею… проникнут в ноздри, в мозг… С усилием сморгнул, не без труда отогнав мерзкое наваждение, вызвавшее знакомое чувство тошноты и головокружения. И, чтобы не давать страху овладеть даже частичкой разума, тут же сам шагнул в белесое марево, по направлению, указываемому в КПК.

Туман обступил меня со всех сторон практически мгновенно, по тому, как его клочья затягивали дыру, когда я оглянулся, чтобы посмотреть назад, откуда я захожу, последние светло-серые стволы кривых неведомых деревьев утонули в сплошной ватной пелене. Она – будто живая. Будто я уже в глотке у этой мглы. Только проглотить осталось. Практически тут же пропали звуки. Туман их часто глушит, но здесь я перестал слышать даже звук собственных шагов… ну, почти перестал, это было похоже на шуршание листьев или потирание ладоней – где-то далеко.

Идти становилось все тяжелее и тяжелее, рюкзак будто прибавил килограммов двадцать, автомат давил плечо весом полноценной гири. Ноги налились усталостью, каждый нерв кричал: остановись немедленно! Дерьмово это, прямо скажем, чувствовать себя вареным цыпленком. Но это становилось уже вконец невыносимым. Это неизвестное место, этот туман скрывали в себе какую-то силу, превращавшую меня в дряхлую развалину. Хорошо хоть на мозги не давит.

Стоило мне так подумать, как внутри черепа знакомо зашуршали маленькие коготки. Кто хоть раз попадал под воздействие пси-поля, отлично знает это ощущение. Сначала эти коготки изнутри по черепу сводят тебя с ума. Дальше кажется, что в сам мозг насыпали песок и он ужасно чешется. Дальше придет боль, тупая, но все более концентрирующаяся узлом где-то внутри, отдающаяся в глаза… небо становится темнее, с фиолетовым оттенком… а еще дальше никто не рассказывал. Судя по всему, это я тоже узнаю и ждать недолго. Все равно, куда выбираться – уже не важно. Компас сошел с ума, КПК завис. Это конец. Конец глупого вареного цыпленка. Промахнулся ты, Седой, не на ту лошадь поставил свой Коготь.

Если бы я заранее знал… Эта мысль пришла в башку слишком поздно… никто, ведь, никогда не упоминал, как выглядит путь из Темной Долины в сторону Злынского. Да и я не интересовался… Теперь клял себя за эту глупость. Одно точно известно: никто и никогда не рассказывал про такой необычный туман… И эти железки еще! Мне показалось, или они шевелятся? На какую-то минуту я присел на кусок железной балки отдохнуть и собраться с мыслями. Расслабиться не получилось – балка опрокинулась и я полетел спиной назад, вместе с ней. Готов поклясться: в этот момент меня рванул назад собственный рюкзак! А теперь не давал мне подняться, видимо его что-то прищемило. Только когда я вылез из лямок, скинул ремень автомата, только тогда увидел, что рюкзак ничто не держит… ну, почти, в привычном смысле. Он просто прилип к куску металлической балки, не то, чтобы накрепко, но отодрать мне его удалось, только уперевшись ногой. В следующую секунду, качнувшись в другую сторону, он замер у клубка ржавого витого металлического троса. Только тогда я понял, с чем имею дело. Все эти железки – намагничены. А мне, сбросившему груз, стало заметно легче. Все-таки здорово, что в последних моделях СКАТов металлические части заменили на композитные!

Собственно, удивительного ничего и не было. Стальной Абакан, груз патронов – стальные пули, стальные гильзы. Вопрос только в том, как выйти теперь отсюда, если все это барахло будет на каждом шагу тянуться к первой попавшейся железяке. Неизвестно, насколько простирается эта аномалия, неизвестно, в какую сторону выбираться. В таких случаях вполне не лишним будет просто подумать, совместив это занятие с отдыхом, да и перекусить стоило. Хорошо, что я не понадеялся на общую кухню и прихватил свой обычный НЗ. Перекусить решил вхолодную, неизвестно, есть ли в этом странном месте какие-нибудь твари, что могут почуять огонь или дым. Мутанты, опять же, не имеют привычки носить с собой металлические предметы и наверняка им очень даже комфортно в этой металлической западне. Уж куда лучше, чем разумному, с виду, мясу, таскающему с собой рюкзак всякой дряни, без которой оно шагу ступить не может.

Только тогда, еще раз осмотревшись, я понял, что именно еще было совсем неправильно, что я не смог сначала сформулировать для понимания. Исчезла жизнь, полностью. Даже трава. Даже обычные в этих местах валуны не несли на себе никаких следов мха, даже мертвого. Просто песок с камнями, окаменевшая глина. И железки.

Что-то гулко бумкнуло слева, я вскочил, еле оторвав автомат от намагниченной балки и вскинув его к плечу. Но оказалось, это указатель опрокинулся, невесть как попавший сюда дорожный знак, синяя… когда-то синяя табличка с надписью «Горновка», видимо, это речка какая-то. На моих глазах между стальной балкой, на которой я только что сидел, и табличкой проскочила розовато-белая искра, а затем табличка плотно – рывком – прижалась к балке, совсем рядом, чуть дальше, чем руку протянуть. Тогда я понял. Все эти штуки… дико звучит, я понимаю… приползли туда сами! По сантиметру, по микрону, но – постоянно перемещаясь. Может, это выбросы как-то влияют или только этой аномалии хватает. Говорили, что тут есть залежи каких-то руд. Так может они и… того? Могут далеко распространяться, залегать по всей Зоне… Даже сейчас наверняка в это место ползут какие-то гайки, упавшие на землю железки, оружие с мертвых тел. К слову, я же видел тут и ржавые стволы, покореженные в этой куче… Может быть они тоже усиливают это магнитное поле, создавая тут массу, которая увеличивается и увеличивается? Может быть и пси-излучение тут зависит от этой аномалии? И туман этот мерзотный, от которого воняет то ли серой, то ли горелой костью.

Тут сразу вспомнилось, как бывалые говорили, что проход в Злынский карьер сильно фонит… а ведь, погодите-ка, мне этот пси-фон вроде даже помогает думать! Совершенно неожиданно для самого себя, я тут же выстроил в голове взаимосвязь, всплыли детали разговоров в лицах, вынырнули из памяти почти забытые лица. Недостающие элементы вставали на места. В голове будто вспыхнули слова последнего разговора с Эксом: подземный проход! Я клял других, а сам? Взял и начисто забыл новое знание – про тайный путь, а теперь все возвращается, слово за словом, всплывая в голове, будто перематывается пленка! Наемник действительно говорил о проходе из Злынского в Припять… про гасящее излучение, кто знает, может тут все работает точно так же? Конечно, излучатели Выжигателя сюда не добивают… но и такие туманы ниоткуда не берутся. Все здесь очень странное и будто на пустом месте. Надо выходить, не нервировать мозги… но куда?

Поразмыслив, я собрал свои немногочисленные пожитки и, избегая особо больших нагромождений металлического мусора, стал пробираться, как сам считал, примерно на восток. Несколько раз упал и каждый раз приходилось отрывать рюкзак и автомат от примагнитивших их железок. Вспотел, будто в парнике. Направление определял самым глупым образом: вытащил из сигаретной пачки фольгу и на белой ее части старался уловить тень от поставленного сверху патрона. По времени получалось… примерно час, половина второго… ну, относительно близко к полудню, значит, север должен быть примерно в стороне тени… только вот тени как таковой и не было. Кажется. А может быть… Мне показалось, что пару раз я уловил слабую отбрасываемую полоску. Темная Долина не лучшее место для «ловли» Солнца, но, может быть, оно, все же, иногда пробивает и этот туман. Так что, наверное, тень и была… ну хоть на секунду! Тогда мне в сторону вправо от тени… или влево? В конце концов надо куда-то идти, обязательно. Каждому сталкеру должно быть, куда идти. Мне еще мама примерно так и говорила… как же это… я еще велосипед тогда притащил, в прихожей бросил – цепь порвалась! А она еще вошла и ударилась о него… И сказала она мне тогда…

– Сталкеру всегда есть, куда идти. Нечего тут рассиживаться! Раскидал тут свои железки! Оттащил бы их на помойку, все ноги тут порасшибаешь!

Я поднял голову. Мать смотрела, как обычно, с прищуром и делала строгое лицо. Ее обычный пестрый халат, рукав немного сполз, обнажив желтоватую кожу ниже запястья, когда она погрозила мне пальцем. Но я-то знал, что она это не серьезно… В голове вдруг разом прекратилась песчаная буря, возникновения которой я и не заметил. Нарастающий комок боли забился в какую-то нору в глубине мозга, теперь он скорее напоминал неудобную горошину, перекатывающуюся где-то там, в глубине головы. Я снова вытащил бумажку от сигарет и поставил сверху патрон, силясь рассмотреть тень. Потом снова взглянул на мать. Она стояла у края провала между остовом грузовика и изогнутой фермой стрелы башенного крана. Не ямы, не котлована, не выверта… это просто дыра, будто нарисованная ребенком, безо всякого перехода, без тени. Наверное, я уже слишком долго смотрел на нее, не отрывая глаз. Побежали какие-то синеватые блики, будто бензиновые разводы в темной луже… то ли в глазах это, то ли в этой штуке… Почему-то в этот момент мне показалось, что я вот-вот увижу отражением в провале небо, даже через этот чертов туман. В голове снова ожила мерзкая горошина, превратившись в назойливую муху. Кажется, она снова растет, становясь мерзким комком головной боли…

– Все нормально, мам. Я все уберу.

Собственный голос прозвучал будто из глубины моего тела, я не помню, чтобы открывал рта. Да и важно ли? Правда, ведь, все нормально. По большому счету мне сейчас все равно, абсолютно все равно. Хоть весь мир провались в эту черную непроглядную помойку… Зацепил лямку рюкзака, пополз куда-то… не разбирая дороги. Помню, что все время отдирал рюкзак от железяк, автомат тоже не давал расслабиться, прилипая если не на каждом шагу… ползке то есть… то через один. И все боялся, помню, голову повернуть. Просто боялся. Но метров через… пятьдесят… или сто… устал, вымотался. Просто перекатился на бок, оперся на локоть. Против собственной воли повернул голову и посмотрел в ту сторону, где посреди ржавой мусорной помойки должна была возвышаться фигура матери. Глупость какая. Нет у меня здесь матери. Даже если бы у меня ее никогда не было – сознание насколько было истощено этой синеватой болью, что восприняло бы эту новость совершенно спокойно. В нем, неспешно отключая тревогу, позывы к самосохранению, воспоминания, постепенно вставал туман, белесый, сырой и холодный. Каким-то образом он пробрался внутрь моей головы и сейчас убеждает меня, что никакой матери у меня и нет. Да это и правда, откуда она здесь…

– Мать у всех есть. Просто у некоторых это – ваша Родина. Если бы не она – вы гнили бы под забором и глотали всякую дрянь. Одно хорошо: до тридцатника – самое большее.

Теперь на том месте, где была мать, которой у меня вроде никогда и не было, стояла покачивающаяся фигура вечно пьяного нашего школьного трудовика… как его… забыл. Каким-то чудом, несмотря на видимость в пять-десять метров, я отчетливо различал и чекушку в кармане синего комбинезона с масляным пятном на колене, и даже темный от удара молотком ноготь, когда мужичок потянулся к вечной папиросе во рту. Будто фигура была как бы поверх этого тумана. Черного провала видно уже не было… но я знал, что он есть, что он – там. Он бы заставил меня видеть себя через этот туман, я уверен… Свалка ослабляла его хватку, куча железок со здоровенным мотком колючей проволоки наверху закрывала обзор. Туман сгущался… Или мне казалось так. Его неторопливые коготки в голове делали свое дело: провал будто отступал из моего разума. Все мое естество ощущало эту силу, это знание успокаивало, растекаясь белесым туманом прямо по нервам, по жилам, по венам по всему телу, которое уже с трудом повиновалось… Мир… то, что я видел в пяти метрах, наполнялся синим светом… туман становился блестящим, жемчужным… он был жемчужиной мироздания…

Ком старой колючки пошатнулся и сам собой откатился в сторону. Холод в голове усилился. Сейчас эта куча расползется… оно ее растащит… обязательно растащит… и тогда оно доберется до меня, точнее некуда. А скорее всего я сам поползу на встречу с ним, да еще высунув язык, как собака.

– Ты вставай! Вставай! Молодец! Еще немного осталось!

Теперь на месте трудовика был Седой. Я потянулся, было, рукой, но фигура Седого в тот же миг расплылась, сделавшись ослепительной вспышкой, отраженной, кажется, боковым зеркалом грузовика, торчащим из искореженной кабины… Да, это было солнце! Я четко увидел тень, отбрасываемую оплавленным концом стрелы крана, очень медленно, будто боясь спугнуть, вытащил и тут же выронил бумажку с патроном, полез за ножом, а затем из последних сил вытащил его из ножен и вонзил в эту тень, будто прибивая ее к земле… А голос… голоса – все еще звучали… что они… откуда они…

Очнулся, если судить по часам, минут через тридцать-сорок. В чувство меня привело ощущение кошмарной горечи во рту, будто только что сожрал целый килограмм хинина. Вообще-то я никогда не пробовал его на вкус, но чем еще описать… не жжет, но горько до чертиков. Даже три добрых глотка воды не помогли избавиться от этого вкуса. Но были и две хорошие новости. Первая: голоса к тому моменту исчезли, совсем. Вторая – туман, скорее всего, приподнялся вверх на несколько метров и видимость… ну, человеческая, а не под воздействием того пережитого морока, с пяти метров резко скакнула до сорока-пятидесяти… Рюкзак за время моей отключки тоже «отполз» на добрых три метра – в сторону черного провала… Подобрав его, я повернулся к тому месту, где должен был оставаться мой нож и тут в голове сверкнула догадка.

Рюкзак, нож, воткнутый в тень, и та стрела крана, теперь отбрасывавшая ее чуть левее клинка – были на одной линии! Это значит, что центр магнитной аномалии, куда притягивало мой рюкзак, остался позади! Я иду верно, по крайней мере от центра, от чертовой впадины, сводящей с ума! И направление выхода могу отследить от ножа к стреле… вон туда, в сторону…

Кажется, снова сквозь туман пробился солнечный луч… Лучик мой. Я не поверил своим глазам! Вижу, вижу кусок скалы с растущей на нем кривой сосной! Далеко, еле видно в дымке поднявшегося тумана, но это надежда! Это дерево, а значит – какая-никакая жизнь! В этот момент я даже не заметил, что и почва под ногами сменилась с песчано-глинистой и изрытой железками на странно-каменистую, черную с вкраплениями грунта, земли, каких-то красных и серых камешков… Бросившись бежать со всех ног за увиденным миражом, с разбегу вылетел со свалки металлического мусора, споткнулся о какую-то твердую кочку и растянулся во весь рост. Если бы не костюм – наверняка изуродовал бы пол-лица и плечо, но нагрудник, хоть и ободрался, но уберег тело, голова же рванулась вверх инстинктивно, поэтому тоже уцелела. Ну, если мозг не считать, конечно.

Я лежал на большом, будто выжженном, пятаке твердой поверхности, усыпанной мелкими камешками, кусочками угля, какими-то осколками то ли камня, то ли кости. Крупной солью земли Зоны, в общем. Но ровным он оставался недолго – уже метров через двадцать картина полностью менялась. Целые пласты грунта, вырванные неведомой силой, были закручены концами вверх, как чешуя гигантского дракона, чем дальше – тем более крупными становились эти куски, похожие уже на вздыбленные черные перья. Все это смертельное великолепие уходило вверх градусов под тридцать, образуя в поднявшемся тумане еле уловимую линию гигантского вытянутого холма с изломанной вершиной. Сосна как раз на ней и росла. То есть, на одной из вершин. Что было слева и справа – не было видно, огромная складка вершины уходила в обе стороны, совершенно теряясь в серой мгле. Я и разглядел ее чудом. Только потому, что неожиданно из туч показалось солнце… а может еще находясь под воздействием того наваждения, частично обостряющего органы чувств.

Впереди меня ждал новый неведомый кошмар, в этом я был совершенно уверен – такие штуки сами собой из земли не вырастают. Позади – миновавший ужас, который я заново вряд ли переживу. Больше всего пугало то, что жуткая пси-аномалия, пройденная мной насквозь – она сама по себе. Не чувствовалось ощутимого присутствия излучения Выжигателя мозгов… по крайней мере пока. Легкий фон, выражающийся во внезапных приступах недомогания и головных болях, в Темной Долине есть практически всегда, стоит лишь ветру дуть из центра Зоны. А в ясную погоду случаются и легкие галлюцинации, несколько человек, впавших в бред, рассказывали, даже пристрелили по незнанию, приняв за зомбированных или кодеров.

У страха глаза велики, всем известно. И более всего они велики у тех, кто ни черта не знает. Еще и поэтому ветераны не любят костров с неизвестными людьми и трепа с новичками. Особенно приходящие из глубокого рейда. На окраине большинству кажется странным и подозрительным хотя бы то, что большинство опытных и знающих людей так и остаются ближе к центру, где гораздо опаснее. Одни считают, что у старичья просто закипает чердак, съезжая на почве нехватки опасности, психонаркотическая зависимость такая. Но я уверен, что, опытные люди, повидав слишком много народу, действительно повредившегося в уме и заглянувшие в Зону слишком глубоко, просто не рискуют делиться впечатлениями. Взрослые сказки всегда страшные, особенно, когда вовсе и не сказки. Тем более в кругу юнцов с пушками и ножами. А самые страшные похожи на кромешный бред сумасшедшего… А у большинства сталкеров, особенно перепуганных, напрочь отсутствует чувство юмора. Пушка заменяет таким разум.

Не то, чтобы я совсем не боялся в те часы… но чувства притупились, все мое нутро будто погасло, следуя больше рациональному инстинкту самосохранения. А он практически немедленно поднял меня на ноги, все обрывки переживаний пронеслись в мозгу как клочья тумана. Мысль была только одна: успеть до выброса, здесь от него деваться точно некуда. Оклемался я более-менее уже тогда, когда черная загнутая «черепица» нижнего пояса здоровенного вала, преграждавшего мне путь, была почти преодолена, каким-то образом я в отключке вскарабкался на добрую треть высоты преграды, четко выдерживая направление на то убогое дерево на макушке. Логика… даже нет, инстинкт: раз живое, то там должно быть терпимо. Мысль идиотская, конечно, тут деревья растут в таких радиационных гадюшниках, что никому мало не покажется. Люди дохнут, а растениям все побоку, только больше и кривее вымахивают. Ну какие, на хрен, разумные соображения в том состоянии! А когда пришлось залезть на первый здоровенный вывороченный «лепесток» окаменевшего грунта повыше… стало еще хуже: будто внутри головы включили электрочайник и титан для воды. Горячая волна захлестнула мозг, я только через пару минут сообразил, в чем дело: под каждым таким лепестком – дыра вниз и оттуда эта ментальная дрянь, видимо в голову и лезет. Чувство – как при взгляде на тот провал, в железках. Из огня, да в полымя. Одно дело – в поле, другое – на высоте десяти-пятнадцати метров. Еще немного сдавит черепушку, потечет чердак, шагну в сторону…

И тогда я рванул. Изо всех сил, не жалея одеревеневших от напряжения рук и ног. Плохо помню… кажется, перемахивал здоровенные расщелины, цепляясь за следующий выступ, потом еще, еще. И каждый раз эти раскаленные гвозди в голову… Нет, я почти не терял контроля… По-другому, как будто в сознание все время подсыпают каких-то шорохов, вонзают спицы… пакостное ощущение. И еще будто сосет из меня что-то эта зараза. Совершенно не помню, как взбирался уже на самый верх, отпечатался момент, когда эти вывороченные штуки закончились, хорошо, что склон уже перешел из сильно покатого в относительно пологий. А еще… он был жутчайшим образом оплавлен, прямо до самой макушки…
Осознание гибельности места пришло не сразу, мозг будто оцепенел… Может и глаза в тот момент у меня были навыкате, тут врать не буду, но было от чего. Понял тогда: все, теперь точно хана.

Дерево оказалось мертвым, несмотря на то, что у него еще сохранилось крона. Оно просто выглядело живым, издали, а когда я его уже мог потрогать рукой, сомнений больше не оставалось: черное, как жженое, как головешка. Даже хвоя. Не знаю, как такое может быть, но абсолютно все дерево стало как будто целиком сделанным из угля. Помню, что провел рукой по хвое и удивился – она даже не думала осыпаться. Чтобы отломить одну небольшую веточку, пришлось даже встать на ноги, упереться. Звука в ватной голове и не было уже никакого. Череп заливал какой-то синеватый свет… ну, откуда я знаю, как возможно такое! Только тогда я сумел собрать всю свою уже и не дрожащую душу в кулак и посмотрел вниз. По ту сторону гребня Угольного вала. Я уже и не сомневался, что это именно он.

Низкорослая угольная сосенка навеки застыла на большом пласте бывшего клочка земли, навалившегося на несколько здоровенных валунов, буквально вплавленных друг в друга. В другой раз я наверняка облазил бы их все в поисках артефактов, наверняка оставшихся в месте сосредоточения такой могучей силы, но сейчас зрелище этой махины просто утонуло в общей картине ярости чужеродной стихии. Весь склон был будто густо полит битумом, растрескавшейся подобно дну высохшего пруда. Но это было еще не все. С другой стороны Вала вывороченные куски скальной породы начинались от самого верха. Огромные ребра спекшейся грунтовой массы вырывались из под склона, каждый размером с добрый малый лыжный трамплин, а на черноту под ними было больно смотреть, казалось она притягивает к себе… Смотрит в тебя.

«Если слишком долго смотреть в бездну – бездна начинает смотреть в тебя». Не помню, кто это сказал. Кажется, человек.

Бездна, тьма, куда по капельке начинает утекать мой разум. Знакомое ощущение, как во… сне?… где я говорил с Эксом… Та… чернота в коллекторах… Кто такой Экс? Сам того не замечая, я в том момент уже медленно спускался, направляясь к ближайшему черному провалу, будто меня туда тянуло магнитом. Но глаза мои были прикованы к панораме Угольного Вала, я смотрел не чувствуя того, как мои плохо гнущиеся ноги то застревали между оплавленных камней, то скользили по гладкой поверхности свежего застывшего потока.. «битума».

Противоположный склон второго, внутреннего хребта Угольного Вала был изуродован примерно таким же образом, как и первый, тот, по которому я сейчас спускался. Точнее было бы сказать, что именно вала здесь было два, разделенных сужающимся книзу подобием долины. С другой стороны – такие же черепичные и зеркальные черные поверхности, такие же «ребра» и завитушки. Нет, не совсем черные… Синевато… иссине-черные. Почти неуловимый голубовато-фиолетовый оттенок этому зрелищу придавало марево, закрывающее все впереди и вырывающееся из длинных прорех, похожих на разломы хлебной корки, разбросанных по дну «долины» густой сетью. Перейти в лабиринте перемычек посреди этого кошмара было просто невозможно, так кричал закипающий разум. Но прежде чем, мое «я» осознало это, в голубоватом поле образовалась прореха. Будто занавеску отдернули.

Немедленно огромная пятерня ожила в моей голове, острые когти прошли сквозь мозг, к глазам прилила горячая кровь, по позвоночнику ударила ледяная молния, а потом его тут же залили расплавленным свинцом и сунули в электрическую розетку. Все тело замерло в чудовищной судороге, взгляд прирос к исчезающему горизонту, не видимому обычным человеческим глазом. В башке поднялась такая хрень, что все прошлые глюки показались детским мультиком… после я ничего не смог вспомнить. Помню, что вытащил пистолет… кажется, хотел застрелиться. Руку свело очередной судорогой и ствол выпал, проскользив метр по битуму и угодив в черный провал. Который был теперь совсем рядом… пара шагов… и ноги не желали подчиняться рассудку. Что-то там внизу желало меня, я чувствовал, как оно голодно, живое и неживое одновременно. Оно вырывало свою добычу из пасти другого хищника, которого я тоже, наконец, увидел.

Говорят… ну, все эти научные шишки, что Выжигатель Мозгов – это такая станция. Локаторы там или излучатели какие, в общем вся эта хрень: провода, антенны, радиоволны. Замуты военных ученых, монолитовцев и невесть кого еще. Эта штука распространяет вокруг себя какое-то поле и оно заставляет мозги то ли отключаться, то ли просто выгорать. Толком никто из сталкеров этого не знает, а те, кто мог бы знать – где-то здесь. Кстати говоря, то ли мне показалось, то ли я видел несколько черепов в этом «битуме», человеческих или нет – не смог запомнить, голова была будто не моей, мысли пробивались сквозь ледяную стену, заставляющую трепетать своими импульсами холода и жара каждый мускул. Я начинал себя чувствовать быстро садящимся аккумулятором. А ведь кто-то из знатоков говорил, что Выжигатель вроде как зомбирует, придает нечеловеческую силу. Позволяет выживать… какое-то время… в жутких радиационных очагах… Есть, мол, даже те, кто пережил его воздействие и остался в здравии и при своих мозгах… до какого-то времени. Мол, помимо обычных зомби, установка порождает еще кодеров, об этом толком мало кто знает, потому что в обычной ситуации кодеров невозможно отличить от обычных людей. А потом такой отличный парень, который только что с тобой пил из одной бутылки, вдруг сходит с ума, слышит голоса, вынимает пушку и кладет к чертям весь лагерь, вышибая затем мозги себе самому, когда дело сделано. И – концы в воду. Наши непуганые идиоты считали такие истории просто страшилками для новичков и поддерживали интерес к ним, в основном для того, чтобы выслушать еще одну байку, плод воспаленной фантазии. Без этого скучно ведь. Я даже спросил однажды одного охотника. При слове «кодер» у него побелело лицо и он долго потом ко мне приглядывался. А потом ушел из лагеря. Ничего не сказав и не съев свою долю котелка с кашей.

Но то, что творилось со мной сейчас, прилива сил, приписываемых зомби, явно не обещало. Тело слабело на глазах. Черный провал подполз почти к самым ботинкам… точнее я, кролик, уже почти что вошел в самую адскую пасть одного из местных Удавов… Конечно я понимал, что это конец. О моей гибели не останется ни словечка у байкотравов. Пропал сталкер… ну, с кем ни бывает. Добро пожаловать в Клуб Битумных Черепов!

Вдруг гребень холма впереди, полностью утративший синеву защитного марева из расщелин внизу, стал практически прозрачным. Мое зрение как бы расфокусировалось и… понеслось вперед, подобно приближению биноклем. Будто я сам понесся вперед, прошел сквозь вал… дальше внизу замелькали жутко искривленные деревья… елки, по-моему. Почему-то красные почти. Или казалось так. Изуродованный лес казался совершенно жутким местом, что что-то подсказывало: есть, есть там жизнь! Мелькнула огромная поляна, какие-то развалившиеся строения, а затем целые, нетронутые разрухой корпуса, целый комплекс. И – красивейшее на свете озеро, пляж прямо за корпусами! Пионерлагерь или дом отдыха… Флагшток у них еще на крыше смешной, наверху его – флюгер в виде крокодила с солнцем в пасти, мой взгляд прямо сквозь ржавый диск вырезанного из стального листа светила и прошел. Мелькнула гладь воды, прибрежное болото на другом берегу, узенькая речушка, ручей. Я бы его и не заметил, если бы в этот момент он не пересекся с вдруг вынырнувшей из чащи разбитой бетонкой, как раз в этом месте оказался дышащий на ладан узкий мост, стоящий на двух бетонных столбах. Остальные были перекручены и раскрошены, непонятным образом середина моста вообще висела в пустом воздухе. Ну… понятно, что не совсем в пустом… Лифт там или Трамплин… Дальше мой взгляд понесся вдоль этой дороги и вдруг из тумана навстречу выступили огромные ржавые антенны, возвышающиеся над окрестностями метров на сто… даже больше, трудно было сказать точно. Часть конструкции оплавилась, что-то частично обрушилось с огромной высоты, уже заваливалось правое крыло огромной полукилометровой конструкции изъеденной коррозией радарной сетки.

Но все работало. То тут, то там вдруг вспыхивали искры, надолго оставляющие глубокий яркий след в глазах… от этого что-то сильно болело внутри, в самих глазных яблоках. По поверхности антенн то и дело проносились клочья искрящегося тумана, заставлявшего окружающий воздух светиться. Потом хаос таких вспышек будто переключил тумблер в моей голове и я услышал ритм. Будто бы вспышки и низкий появившийся гул пульсировали – вместе со светящимся воздухом – и отдававшийся в мою голову звон начинал заволакивать сознание. Кругозор взгляда расширился, казалось, далеко за обычные рамки, я мог обозревать все это гигантское сооружение на все сто восемьдесят градусов, онемев от восхищения перед гигантской конструкцией, все больше и больше своим ритмом дававшей мне понять, что она живет. Мыслит. Говорит со мной. Вот, в голове, разогнав всю хмарь, четко обозначилось предчувствие образа: сейчас моему представится пустая темная комната вне времени, и то существо, являющее собой Выжигатель Мозгов, в этом оторванном от реальности месте скажет мне такое… В общем, жизнь стоила того. Не жалко.

Неожиданно я пошатнулся, нога уже скользила в черную смертельную тьму провала, к которому все это время медленно приближалось мое оторванное от сознания тело. Сейчас я грохнусь… Но перед этим главное – успеть, услышать, что Оно мне скажет! Я уже слышу какой-то скрип… скрежет. Шум шагов, идущего сквозь лес невидимого гиганта, ломающего подошвами скрюченные сосны как спички. Мир замер. В какой-то момент мое зрение резко сфокусировалось обратно и я увидел перед собой в воздухе застывший зонтик семечка какого-то растения…

Скрежет и треск нарастали стремительно, возвращая мир реальных ощущений. Но для меня, осознавшего, что это трещит поверхность склона Угольного Вала под моими ногами, прошло чуть менее вечности, резко сжавшейся в последующий миг, в долю секунды, когда внизу с оглушительным грохотом развезлась почва и я полетел в угольно-черное ничто.

В этот последний момент своей убогой жизни я жалел только об одном: что так и не услышал того, что Оно могло мне сказать. Что-то самое важное. И осознание этой самой страшной потери, утраты той истины, к которой я проделал такой трудный и долгий путь, наполняло мой умирающий мир немыслимой скорбью.

______________________________________________________________________

Впервые опубликовано: www.gurich.ru, 31.12.2011

Редакция 11.12.2012

(с) Дмитрий Гурыч, 2011