Гурыч

Озеро это есть где-то в Зоне, но где – тебе ни один старожил не расскажет. Это великая тайна, понял? Его можно только найти самому, да и то, можно не попасть к самому озеру, так-то вот, ходить около и уйти ни с чем. Рядом пройти, запах воды вдохнуть, но пройти мимо и больше не найти это место. Бывалые сталкеры одно время даже охранять его пытались, но только не получилось озеро от людей спрятать. То ли оно само свободу любит… то ли людей. Когда-то тропку туда каждый знаток берег как страшную тайну… но только после сам не мог найти дорогу. Не пускает туда сила какая-то – во второй раз. Но манит. А еще не все возвращаются оттуда. Даже военные после долгих мытарств, после исчезновения людей, просекли фишку и не стали рыпаться, просто решили обнести подходы к озеру бетонной стеной, колючку поставить, чтобы не ходил туда никто. Странно, правда, получилось: вели ограждения по карте, по плану, но вдруг то ли не сориентировались на местности, то ли местность сама изменилась… как будто стройка неизвестно куда, в другой мир ушла. Строители тоже не вернулись назад. А потом не вернулись те военные, что пошли на поиски. А после – те, что пошли искать уже их. Об этом стало известно, слухи подтвердились фактами, на которых тут же выросли новые мифы. А теперь уж и недостроенного забора не сыскать.

С тех пор озеро перестало быть просто таинственным местом и приобрело жуткую славу, стали говорить, что гиблое это место, путаное. Вояки, само собой, эту агитацию старались прекратить – дезертирство у них началось. А как еще? Дальше «дизеля» не ушлют, а Зона не всем здесь мать родная. Солдаты в Зоне борзые от безнаказанности, но как Красное озеро охранять – ни-ни, штаны сразу намокают. Боятся и, знаешь, я их хорошо понимаю. После все же пытались научный подход организовать, чтобы людей не гробить, натыкали тама датчиков слежения да камер, приезжали опергруппы, если засекали что, да и у оперов потом чердак съезжал и их отправляли на пенсию в тридцать пять с пластилином вместо мозгов. А после и камеры перестали нормально работать, и датчики. То ли выбросы, то ли пси-поля виноваты. Я по этому поводу думаю, что попросту технику некому ремонтировать стало – ремонтники ведь тоже во второй раз пройти туда не могли. До кучи еще постоянный контингент оставшегося на объектах спецназа вскоре повально поехал шуршать шифером, пришлось и операм покинуть свои аппаратные, где у них были пункты слежения. Говорили, их камеры такое показывали, что люди чуть не стрелялись от увиденного. Вроде как это увиденное из камер как-то влиять стало на персонал, а, может, и вовсе каким-то образом сквозь экраны перемещаться, сюда, на эту сторону. Разные ужасы мерещились. Впрочем, про все незнакомое примерно так и говорят, начинают с пугалок и это обычно означает, что ни черта не знают те, кто болтают. Но – реально люди пропадали ведь, причем люди казенные! Тут не только первый отдел и дознаватели, тут и психиатры вопросы захотят задать… да, говорят, что тех, кому у Красного озера крышу снесло, лучше тоже ни о чем не спрашивать. И в глаза им лучше пристально не смотреть. Себе дороже.

Но народ все равно старается найти это озеро, лезут и лезут, как мошки на свечку… свечку им потом и ставят… но приходят новые и новые идиоты. Почему? Да разное болтают.

О Монолите ты слышал? Что в Припяти где-то есть такой кусок метеорита или еще что и что вся Зона из-за него возникла вроде. Камень могущественный, точно, желания там исполняет, если, само собой, доберешься к нему. Любые желания, прикинь?

Так вот, Монолит тот – штука важная, спору нет, но есть у него конкурент – это самое Красное озеро. Я с одним старичком как-то перетер, разогрели мы с ним душу народным средством, так он мне и рассказал кое-что, правда или нет, не знаю сам, за что купил, за то и продаю. Но заходился тот дедок сильно, когда о самом озере рассказывал: то хохотал эдак нервно, то трясся мелким бесом и хватался за ствол, как параноик, все озирался постоянно. Потом сидит у костра, храбрится… только страхом своим делиться не хочет… блин, я сам сейчас вспомнил, так мурашки побежали.

Это я его «дедком» называю. А так-то ему лет сорок не больше. Только волос длинный, седой, морщин много и взгляд… Повидавший, стариковский. Так бывает.

Красным озеро называют, потому что оно действительно красное, как лужа томатного сока. Из озера никто не пьет, говорят, что вода горькая на вкус и тут же выходит обратно, а потом еще несколько дней очень хреново: не можешь ни есть, ни пить нормально, вроде как желчь, черная, как деготь, с кровью из тебя с блевотой лезет. В пот кидает так, что соль на лице выступает, то в жар, то в озноб… Но, вроде, даже живут там какие-то особенные создания, не мутанты, нет. Местные, тамошние твари, не такие, как здесь, понял? Все их очень боятся, говорят, что ядовитые они, кровью и разумом ядовитые. Поэтому и на берегах его никогда не было лагерей и стоянок, к нему просто приходят и уходят. Зачем? Красное озеро отвечает на вопросы, на любые вопросы. Полезен будет ответ или нет – неизвестно, но много народу сгинуло там, много народу после ушло из Зоны навсегда, когда вдруг поняли, что не тем занимаются, что жизнь их как прах, пересыпаемый с ладони на ладонь: вроде и сыплется помалу, но все время часть развеивается по ветру и в конце концов останется только пара испачканных пеплом ладоней… Но мудрость та, в озере – мертвая, вроде как Ад спрашиваешь, а он потом при ответе тебе в карман или душу лезет и потом других через тебя прибирает. Души, в смысле. И уже другим хочется к этому проклятому месту, чтобы сгинуть навсегда. Все мы тут психи, верно? И катушка у нас у всех потихоньку окисливается, сколько ее в спирт не окунай.

В общем, дедок так рассказал: про озеро толком никто ничего никогда достоверно не знал. Даже те, что подходы охраняли, к самому озеру почти и не совались. А что известно остальным, причем очень не многим? Это ведь легенда уже. И для дедка того было легендой.

Так вот. Как-то он сам – Семен Старатель его зовут – бродил по тем местам, говорит, что просто охотился, но врет наверняка, никто своих мест артефактов не выдаст. Солнечный день выдался, пробирается Семен сквозь лесок на небольшую сопку или холм, переваливает и видит перед собой озеро. Сам не помнит, где шел… случайно, наверное, прошел через неведомые скрытые места, да и военные так ограждения и не закончили, есть, где просочиться. Озеро сразу приковало его взгляд. Вода в нем будто свинцового цвета, как тяжелое одеяло, волны увесисто так о камни бухают. Ну, интересно же! Подходит, говорит, что там, где начинается прибрежная зона – ну, верхняя точка весенней воды, при таянии снега или притоке воды с речушек – там песок лежит необычный, будто черный как уголь. И как входишь в эту зону, будто проходишь через невидимую прозрачную стену, все окружающее меняется. Небо становится того самого свинцового цвета озерной воды и кажется, что сейчас прольется на землю. Песок становится рыжевато-красно-желтым, пятнами. А вода – цвета свежей крови. Одно это уже насторожит, верно?

Но то ли Семену показалось, что артефакты в озере могут быть – место ведь явно аномальное – то ли что-то позвало его… Он сам говорил, что, вроде, и так и эдак. Что-то прикоснулось прямо к его мозгу, будто теплые пальцы нежно закопошились внутри черепа. И бестелесный, чувственный, надрывный как стон, голосок прошептал прямо в мозгу: «Гость у нас, гость. Все наше – гостю. Заходи, странник, бери все, что хочешь, сколько сможешь унести!»

Понял тогда Старатель, что приглашает его голос в воду ту войти… Понятно, боязно. А к голоску еще другой присоединился: «Иди, иди к нам, странник! Узнаешь все, что сможешь, все что сможешь, все, что сможешь… будь нашим гостем, будь нашим гостем, будь нашим гостем!» А потом из отхлынувшей волны выкатывается яркий такой артефакт, круглый вроде, черный, но одновременно как бы с перламутровыми прожилками и небольшими блестящими усиками, свет на них так и играет! А вода тут разом стала прозрачной и увидел Семен россыпи всех цветов радуги: артефакты блистали как звезды повсюду… Ласковый такой шепот снова в уши, в разум полился… Тут только он увидел, что уже, оказывается, вошел в воду по пояс и в ужасе рванул обратно. Вода тут же прозрачность потеряла, сделалась красной.

Вышел за береговую зону, отдышался. А к ночи дело. Поставил палатку повыше, у береговых деревьев, насобирал хвороста, зажег костер, поужинал, да и заснул в палатке. Но сон его измучил вконец: будто убегает он от неведомого зверя, что зверь по его следу идет, дыхание слышно за спиной, далее впереди обрыв, человек оборачивается. Из тьмы сна будто выходят красные, как уголья, глаза, приближаются. А потом в свете фонарика видно: идет к нему зверь. Сам – с теленка в холке, будто бы на псевдособаку похож, но кожа и жилы у него – как у кровососа, лицо – получеловеческое, но грубое, будто вырубленное из камня. Глаза чудовища пылают, насквозь жгут, а сквозь кожу из-под бугров мышц видно: вспучивается и опадает, светится сквозь кожу красный как кровь артефакт… Это так бьется сердце чудовища – в такт шагам. Бух! Бух! Затем кровавые глаза становятся больше, больше, похожие на…

Озеро.

Просыпайся. Так ему голос сказал. Другой голос. Холодный, как лед.

Семен вынырнул из сна, как из воды, мокрый как мышь. Во рту горечь, привкус желчи, кашлянул, плюнул, только собрался вылезти из палатки, как…

— Ну и дальше что было? – голос совсем рядом.
Другой голос ему отвечает:
— Чего, нагнулся сталкер к воде, а оттуда его рука – хвать! «Чего пришел сюда?» — «Я… это… путь на Бар спросить хотел… да умыться с дороги!» Ну, а водяной принюхался, нос зажал и гнусаво так ему, презрительно: «Ага, пусти вас сюда! Сначала умыться, а теперь смотрю, уже и штаны в моем озере отстирать попросишь!»

Дальше – хохот, голосов пять. Старатель обрадовался, думает: сталкеры, наверное, мимо шли, да завернули на огонек, решили спящего не будить. Берет пузырь, выкидывает из палатки поближе к костру, вылезает сам… а у костра никого нет! Он в непонятках, снова в палатку, рюкзак застегнуть, да за дробовиком, а за спиной первый голос вздохнул так шумно и продолжил:
— Идет как-то сталкер мимо озера. Вдруг видит: водяной с кровососом в карты режутся. Не реагируют никак. И играют с таким азартом, что человек не удержался, подходит: «Ей, чучела, во что играете-то?» Те карты откладывают, медленно так подымаются, не сводя глаз со сталкера: «В дурака!» Сталкер сжался так и дрожащим голосом: «А на что?» — «НА УЖИН!!!»

И снова хохот. Семен оборачивается, выныривает из палатки снова – никого у костра! А голос снова анекдот завел, другие голоса ему отвечают, будто и вправду у костра пять-шесть сталкеров сидят. Тогда наш дедок тоже к костру сел, слушает разговоры. В основном обычный треп, только все анекдоты – про водяных, да про воду, про утопленников, про тварей, живущих в воде. В общем, долго говорили обо всем, но больше всего поминали в разговорах водяных… Рассвет выступил, все вокруг красным светом залилось. Семен уже и к голосам этих призраков привык, привстает, да и вешает над костром котелок с водой… Как вдруг – в котелке от поверхности воды видит отражение, будто бы стоящего или сидящего напротив: изможденное, бледное, как смерть, лицо и пронзительно голубые глаза. А под подбородком – кровавый набухший рубец, шрам, да водоросли зелено-рыжие вокруг шеи… Лицо поднимает взгляд, видит в отражении Семена Старателя, глаза резко становятся красными, увеличиваются, будто приближаются, потом по воде пробежала сильная рябь. Часть воды выплеснулась, от костра поднялось облачко горького дыма. Семен кинулся поправить котелок – лицо исчезло. Правда чайку он так и не попил: вода в котелке сделалась такой же кровавой, как в озере. И разговоры как отрубило.

Тут сталкер очухался: а палатка-то его уже прямо у воды стоит! Отлетело наваждение, мигом, сорвало пелену с глаз! Как палатка сюда попала, каким чудом перенеслась – непонятно. И страшно – дико! Вдруг тот жуткий ледяной голос у него в голове снова заговорил. Иди, говорит, странник, к нам, откроем тебе все, что хочешь: судьбу, кладези артефактов, как подчинить человека своей воле, как собрать целый мешок душ… Посулы те же, только ужас пробирает до печенок, спина одеревенела, пальцы ходуном… А ноги сами идут в воду. Вот она снова по пояс, меняется, снова становится прозрачной. А потом доходит до груди, до шеи… и Семен, зажмурившись, плюхается в нее, потому что дно вдруг исчезает. Открывает глаза: висит в пространстве, все вокруг голубое, как небо, рядом неведомые полупрозрачные призраки. Полное спокойствие, короче. Безмятежность. И призраки ему говорят: спрашивай, все расскажем, странник, все дадим, что можешь взять. Семен им стал какие-то вопросы задавать – уже и не помнит, какие, но что-то очень-очень особенное, жизненно важное. А голоса ему ответы говорят. А после каждого ответа как игла в его плоть впивается, но не сказать, что больно, а скорее усыпляющее, силы утекают куда-то… А сам будто все ниже, глубже парит в этом голубом небе, вот и дно озера увидел. На дне – россыпи невиданных артефактов, разных форм и цветов, блистающих в холодном небесном свете…

Кроваво-красным отблеском. Искры таинства Зоны, лежащие среди груд человеческих костей – на дне. Ржавое оружие, обрывки почерневшей одежды, кости, кости… А над ними плавают десятки небольших прозрачных червеобразных тварей, будто бы с жалами на передней части, как с комариными хоботками. И все они страшно голодны.

Тут его будто встряхнуло, мираж исчез, он медленно тонет в мутной красной воде, в которой ничего не видно. Одежда камнем тянет ко дну, водоросли обвились вокруг шеи. А потом вплотную к его лицу придвинулось лицо утопленника: то, с голубыми глазами. Как небо.

Старатель не помнил, как выбрался из озера. Помнит, что уже выходил из воды, силы – словно в озеро назад уходили, каждый шаг делал его все слабее… Только на берегу он увидел, что истекает кровью. Тело оказалось будто истыкано крупной иглой или даже шилом, из ран каплями или робкими красными струйками сочилась кровь, смешиваясь с каплями красной воды… воды ли? Понял, водичка-то в озере почему красная? Тварей тех, с хоботками сразу вспомнил, передернуло, вырвало желчью – той проклятой водицы он изрядно наглотался.

И кости эти – на дне.

В общем, кое-как забинтовался, почти весь: руки, ноги, все, что изранено оказалось, благо только закупился бинтами, еле хватило. Все равно слабеет, тянет из него озеро… Карабкался по берегу на четвереньках, потом ползком. А голоса из воды все что-то шептали… он старался не слушать. Как пересек невидимую границу, озеро опять посерело. А спину припекать начало. Развязал рюкзак. Артефакт, тот, что ему тогда из воды в первый день выкатился, мерцать начал. Красным, как ты, наверное, уже и сам догадался. В такт сердцу. Семен подумал, было, выбросить находку… да жаба задушила. Положил ценный приз в рюкзак, замотав в тряпье, собрал палатку и сделал ноги от озера. Говорит, что штуковина эта вскоре угомонилась, как он далеко ушел. Остыла, перестала жечь. Решил, что озеро артефакт больше не чует.

Говорит, что минуло с неделю. Добрался до Бара, полечился малость, да как-то решил схалтурить с группой местных по плевому делу: логово кабанов отстрелять – те засели прямо в коллекторе, на пути к Свалке. Тут вдруг выброс, как раз мутантов убили, да в коллекторе и пережидали. А во время выброса – странный ветер поднялся, Старатель слушает: будто голоса ему слышатся, те самые, что у озера. А выброс еще, сам знаешь, кровавым светом все заливает… Цвета озера, цвета артефакта. В общем, все спутники евоные в том коллекторе во время выброса умерли. Истекли кровью, будто кто их шилом истыкал. Возвращается позже на Бар, а Бармен ему и говорит: мол, спрашивали тебя. «Кто спрашивал?» – интересуется Семен. «Трое приходили, братья, судя по всему. Микола, Виталь и старший из них – Семен. Водяные. Фамилия, в смысле такая, она же им и вместо прозвища. Стало быть, Микола Водяной, Виталь Водяной и Семен Водяной, тезка твой, что ли… да и на тебя похож даже, только бледный сильно. Еще у него шрам вокруг шеи и голубые глаза. Чистые, как небо!» — сказал Бармен и залился каркающим смехом. Смешно ведь, разве не так? Экая смешная у людей фамилия! Одна на всех.

В общем, сделал дедок ноги оттуда, пока можно было. Перебрался к пацанам в Темную долину. Но, как-то ихняя группа в районе болота тоже под выброс угодила, снова только Семен выжил. Пацаны в обращении пожестче одиночек будут, сразу его на подозрение, справки навели… А как про Водяных узнали – так и ахнули. Как раз накануне приходили к ним четверо: Саня Водяной, Петро Водяной, Стас Водяной, понял? И старший брат у них – Семен Водяной. Сечешь? Сам, наверное, уже догадываешься: бледный, шрам на шее, глаза голубые. Как небо. Старатель к свободовцам сунулся было, так там тоже Водяные объявились. Пятеро: Роман, Нестор, Тенгиз, Григорий, старший – Семен. Особенно забавно звучало: Тенгиз Водяной. Скряга ржал с минуту, рассказывая Семену о тезке – отстраненный вид у человека, шрам, глаза – как небо. Еще заметил: бледный, мол, как ты сейчас. Потом добавил: «Сходи, полечись, у нас группа как раз за урожаем – понятно чего – собралась, не хочешь с ними?» Семен не согласился, но идти-то все равно было в ту же сторону… короче, группа погибла, истекла кровью. И Старателя снова видели рядом. Сталкерский телеграф заработал на всю катушку.

В конце концов, запретили Семену вход на все стоянки, только Сидорович добро дал, все равно сталкеру в Зоне места больше нет, он Сидору-то свой хабар по дешевке и скинул, Сидор своего никогда не упустит. Я как раз в лагере новичков на Кордоне со Старателем и говорил, он мне всю эту историю поведал – на прощанье. Он поутру через блокпост собирался, договоренность с военными у него уже была. Артефакт тот, что он на берегу Красного озера нашел, мне за так отдал, все равно его у него никто покупать не хотел. Красивый такой, красным светится, мерцает – в такт сердцу. Я только потом понял, что, выходит – снова чует артефакт что-то, ожил. Может ту погоню, Водяных этих. Но тогда значения не придал этому факту. До утра мы со Старателем договорили, а потом за ним уазик приехал, вышел он в ворота, сел в машину и больше я его не видал.

Но и это еще не все. Тогда же, на рассвете, проводив Старателя, вышел я из сидоровской деревни, да и пошел через холмы к мосту… Вдруг вижу – движется мне навстречу кто-то. Ближе, ближе… Когда расстояние сократилось, разглядел: идет мне навстречу незнакомый сталкер. Сблизились, рассмотрел я его: куртка кожаная, вроде как загрубевшая от воды, волосы седые, длинные, по ветру развиваются, лицо будто вырублено из камня, бледное-бледное. Не старое лицо, лет сорока, не больше. Шрам на шее. Голубые глаза. Да, как небо – и как ты догадался-то? Ха-ха-ха! На согнутой руке – видавшая виды СВУ. Идет в траве по пояс, не торопясь. А за ним – группа примерно таких же отмороженных персонажей, десятка полтора. Как ты понимаешь, фамилией я интересоваться не стал.

Старший подошел ко мне, смотрит так. Вглубь смотрит. А у меня душа в пятки ушла, я ж еще и про артефакт в рюкзаке вспомнил, тут же очко жим-жим не по-детски, веришь, чуть не обделался. Еще и анекдот про водяного и штаны в голове всплыл… А старший уставился на меня и мне чудится, что тонкие пальцы у меня в голове нежно так все мои мысли перебирают. Думаю, это я переволновался тогда, если бы этот утопленник вправду мои мысли читал, он бы и про артефакт узнал бы. Потом его голубые глаза будто смягчились, спросил только: «Не видал ли ты, странник, в здешних местах странного и чужого человека, мающуюся душу?» Я ему ответил, что, дескать, много сейчас неприкаянных душ, а люди опасней зверей стали. «Это ты прав, странник!» — отвечает. Потом спросил прикурить, достает сигарету из кармана, а сигарета вся рыжая, как бывает, когда ее в воду роняешь, а потом высушиваешь. Прикурил. «Будешь в наших местах – заглядывай. Все-все тебе расскажем, все ответы получишь, и твоя душа маяться перестанет…» — отвернулся и пошел к деревне. Его «братья» двинулись за ним.

А мне спину все напекает, нешуточно. Раскрываю рюкзак – артефакт светится, ярко так! Ну, я по-быстрому его в тряпье замотал, шмотник снова надел моментом и – деру оттуда, быстрым шагом, все думал, чтобы вдруг от страха не побежать. Чувствовал, будто – взгляды вслед, жгло огнем затылок. Да, может быть, это тот артефакт меня в спину жег, но мне почему-то казалось, что все они остановились и ждут, пока я обернусь… чтобы тут же броситься за мной. Обернувшись, например, волками, чтобы совсем мозг взорвать. Или теми зверями из сна, угольными псевдособаками с огненными взглядами… И мне тогда точно не уйти. Думал, сейчас оглянусь – а там много пар красных увеличивающихся глаз и еще одна – голубых. Как небо. И у этой твари морда – наполовину мое лицо… Дальше, на пути к Свалке как раз псевдособака на меня бросилась. Облезлая, кожа – будто на шкуру кровососа смахивает, глаза так и метали угли. Пристрелил. Потом осмотрел – обычный мутант, глаза обычные, только шерсть вылезла, от радиации, наверное.

Вот такая история. Не поверишь, собираюсь сейчас туда. Да, к Красному озеру. Я уверен, что с этим артефактом я смогу обойти тамошнее чахлое охранение на подступах. А, может, так и через проклятые места тропку найду. Чувствую: смогу, точно. Артефакт этот, похоже, хочет снова в свое родное озеро. Схожу, верну его. Тогда, чем черт не шутит, может и от дедка отстанет нечистая сила.

Почему я за это взялся? Нет, бесплатно и мне жить не надоело. Понимаешь… здесь, в Зоне, многое в душе изменилось. Понял вдруг, что жил я как пес. Вопросы накопились, требуют ответов. Тянет меня туда, смертной тоской точит. Думаю: спасу жизнь Семена Старателя, положу артефакт на место, может и душу свою тем спасу, тем, смогу чертовщине противостоять. Много я крови пролил, друг, много. Искупить хочу. Нет, не уверен, что получится. Это – судьба, понимаешь? Мы проливаем реки крови, они давно образовали бы море, сочась по капле, струйкой, ручьем, сливаясь, как сливаются судьбы в Зоне. Но повсюду земля впитывает кровь. В Зоне все иначе. Может быть, это и есть место, где собирается вся пролитая кровь, все проклятые души. Может, цена за ответы уже давно заплачена, всеми сообща – заплачена самой Зоне, так я понимаю. Все, что находится в этом озере, пусть оно давящее, мертвое, пусть оно все равно соблазняет нас — все, что принадлежит этому месту должно там же и покоиться в мире… а лучше в неведении для нас всех. Поэтому я должен, понимаешь, должен вернуть артефакт, туда, откуда он был взят, чтобы, может быть, таких же сталкеров, как мы с тобой, перестали находить холодными телами после выбросов. А вдруг получится? У меня есть шанс, ведь озеро подпускает к себе – только однажды, но подпускает! А я в тех местах никогда не был. А еще… Да, есть и у меня теперь интерес. Трудно объяснить это желание… Просто я хочу увидеть Красное озеро. Зачем-то хочу. Да, знаю, только что ругал тех, кто рвется к нему и – теперь лезу туда сам… Что поделать, бабло, артефакты — все это не греет, а больше холодит, черствит. А у меня вопросы, у меня они тоже есть. И они тоже требуют ответов.

© Дмитрий Гурыч, 2009