Гурыч

Серый, жесткий песок… всю дорогу только он и он. Сухой и с отливом в черный, скорее всего из-за лесного пожара в прошлом году, видать ветром пепла надуло, снег талый затем перемешал с песком пепел. Странно тут. Земля влагу впитывает, но ничего не хочет родить, хоть бы росточек травы, хоть бы кустик свежий. Стоят только полузасушенные уроды: листья жесткие как колючки, пожухлые уже сейчас, в мае, только распустились и уже отмирают. Ничего, через неделю снова пойдут, новые. И потом опять. Я же говорю, место там, в Сахарнице, жуткое. И звук этот…

Впервые я в нее попал два года назад, я и трое приятелей, Гена Паяльник, Сева Утюг и Фимка Фомка, все – бывшие рэкетиры. Чуешь, откуда кликухи-то? Ну, вроде показали себя нормально, с бандосами не братались, хотя слава о них быстро пошла. Они как-то с самого Борова долг взыскали в пользу «Долга»… смешно звучит, знаю. Но должане войны не хотели, да и кто ее хочет-то? Вот и пошли эти три чудика. Выкрали Борова с базы, притащили к старому бульдозеру на холме, пристегнули наручниками к кабине, а сами пока в буру на холмике расположились, метрах в десяти. Да и стали играть на то, кому потом Борова хоронить и чем: лопатой или стаей собак, и в каком виде: по кускам – гранату в задницу, значит, стоя, голым и вверх ногами или просто в Холодец труп выкинуть. А фонит там, где бульдозер, гораздо выше среднего, понял? А для сговорчивости они дозиметр на капот положили. Ну, через пять минут Боров стал материться и грозить, но уже через десять – умолять, когда понял, что люди серьезные. А они – ноль внимания, типа не слышат, игрой увлечены. Ну, пока Боров не стал в истерике биться и орать, чтобы точно докричаться. И всего делов: три кона раскинули, да бутылочку распили. От радиации, типа. И тосты еще: «Ну, полечимся!» Говорят, Боров при этих словах уже визжал как свинья и обещал вдвое отдать. Вот, это уже был разговор. И за ноги получили, и научили Борова долги отдавать, он потом даже мне прислал Медузу, что по пьяни его братва у меня отобрала.

Сахарница – это такая долина между двух небольших холмов, находится в … да какая разница, где, ни к чему это… Говорят, что раньше дорога здесь проходила, да как-то шла тяжелая военная колонна – как раз тогда, когда была войсковая операция по захвату Зоны – шла и вдруг провалилась под землю. То ли выброс накрыл, то ли землетрясение, но толстый слой сухого слежавшегося песка треснул, расколовшись на множество кусков, которые вместе с техникой рухнули на глубину пятнадцати метров или даже больше. Куда делась земля, камни, откуда такая пустота образовалась – гигантский свищ – никто так и не смог сообразить. В Зоне на этот счет только одно объяснение – аномалия. Но в данном случае очень странная аномалия. Говорят, что когда песок и глыбы попадали, перемешавшись вместе с техникой, машинами, людьми – вся эта масса двигаться начала, ну вроде как воздух над Трамплином. В центре быстро, к краю – медленнее. И постепенно глыбы, крошась в более мелкие куски, перемалывают друг друга, людей и все, что попадалось, бревна огромных сосен ломались как спички. Скрежет, сухая пыль над этим местом. Один солдатик, все же, сумел выпрыгнуть из машины еще до падения в яму, но никто не поверил ему, потому что мозгом воин двинулся, на все это глядючи. Курил, плакал, смеялся… В общем, в дурку на дембель ушел. А легенда осталась.

Вроде как получается так, что разумное то место. Ну, сам подумай, если каждый год там пропадает несколько десятков сталкеров, значит все они, перемолотые в пыль, прямо вместе с этим песком там и находятся. В полном смысле слова сталкерский песок. Или песок-сталкер. Посреди Сахарницы небольшая скала торчит, в расщелинах — будто в шрамах — артефакты находят, мы вообще не за ними пришли, задание было у нас особое. Ученые попросили пробы кое-какие им принести оттуда. Говорят, что если вскипятить там котелок тамошней же воды, то она на вкус сладковато-коричной получается, ну вроде как запах мумии. Сахарницей назвали и за этот сладкий привкус и за то, что по форме эта аномалия похожа на сахарницу, наполненную песком. И если той воды испить – может случиться самое разное.

Так вот, пошли мы вчетвером. Расположились как раз у той скалы, ну и стали пробы песка брать — нам ученые хорошие деньги посулили, если мы соберем полста пробирок из разных мест Сахарницы. И вот, набрали все пробирки, пометили, собрались на выход. А выйти не можем. Вроде направляемся к выходу — там одна только тропка на восток есть, она вход, она и выход — а приходим не к нему. Все время в сторону, оказываемся на другой стороне аномалии. А изнутри практически невозможно определить точное место: края у Сахарницы высокие, отвесные и как будто одинаковые все. Со всех сторон сосны, компас внутри не работает. Не можем понять, почему не попадаем на выход, вроде правильно собираемся, берем направление, а все равно не туда выходим. Нет тропы. И возвращаемся снова к скале.

Ну, думаем, попали. Впрочем, с собой было и еды, еще кой-чего, с водой было только плохо, полфляги осталось на всех. Расположились лагерем. А Фимка Фомка пошел исследовать небольшую расщелину, что в основании скалы обнаружилась. Возвращается с котелком воды, родник там, говорит. Ну, вскипятили ее, замерили дозиметром, вроде пить можно. А потом началось. Где-то через час после ужина начинает темнеть, но тьма необычная, как бы еще и в глазах темнеет. Воздух будто сгустился. А потом видим: скала вверх подымается! С таким бешеным грохотом, под рассыпающимся песком треск стоит, потом и трещины появились. Пылища! Коричный запах от той пыли, почти не видно ничего! Мы манатки в руки и на скалу, кое-как на выступе закрепились, сидим. В темноте видно плохо, но вроде сообразили: уходит земля, песок то есть. А скала на месте осталась, это нам казалось, что она подымается, потому что мы на опускающемся песке оставались. Фонарик почти бесполезен, в сумерках только видно, что внизу крупные куски спрессовавшегося, слежавшегося песка — из нижних слоев, видимо, здоровые, как осыпь в горах, валуны с КАМАЗ, наверное. И — движутся по кругу. Тогда меня и тюкнуло прямо в мозг: е-мое, так вот почему мы выйти не могли! Песок тот, видимо, медленно вращался, прямо вся поверхность внутри Сахарницы! Шли в одну сторону, а выйти правильно в любом случае не могли! Компас-то не работал! Вот и промахивались постоянно. Просто только бывалые знают как выходить: выход видно только издали, окружающие его складки откоса складываются будто в подобие лица, а подходишь ближе — «лицо» расплывается. Но — эти бывалые, видать водички тамошней не пивали… Поэтому и уходили спокойно — у них от той воды земля под ногами не вращалась.

Ну, вроде полегчало. Договорились выходить так: один остается у скалы, видит выход и если мы уклоняемся от него — дает пару трассеров поверх голов правильном направлении. Для этого распатронили все рожки, у кого что было, набрали сорок штук трассеров. По жребию Севе Утюгу выпало у скалы оставаться. Ничего, как мы выход найдем, так и он потом не промахнется.

Пока суть да дело, стемнело совсем. Грохот утих, внизу только звуки, будто камни перекатываются и время от времени скрежет чего-то размалывающегося. Под звуки эти непривычному человеку заснуть, наверное, трудно, ну да и не такое приходилось терпеть. Заснули, короче. Проснулись уже на рассвете. Глядим, уровень песка, судя по всему к исходному возвращается. Ночью фонариком дно разглядеть не могли, а теперь до песка метров семь с выступа осталось. Крупные куски грунта и камня перемолотым песком почти полностью засыпаны, глыбы погрузились в него, значит. И — Утюга с нами нет. Кричали, стреляли — бесполезно. Собрались, перекусили, пошли искать Утюга. Фимка снова в ту расщелину полез. Ход, говорит, тута открылся.

Полез он в тот ход, мы его снаружи ждем, что б, значит, вместе не пропасть, если что. А вода наша к тому времени закончилась, так мы фляги той водой, с родника местного, доверху наполнили. И — снова повторилось: как воды той глотнул — воздух будто в ком собирается, спинным мозгом чувствую, будто над головой что-то тяжелое висит. А потом как шарахнет! Прямо молнией по мозгам. Потом еще. И тут вылезает из лаза Фимка Фомка, у него кровь из уха, щека разодрана. «Бежим!» — орет, хватает нас за рукава и тащит… а в глазах уже тоже «песок» начинается. А Фимка орет: «Контролер, контролер!», срывает и кидает в лаз гранату. Тут нас подбросило на ноги, бежим мы от скалы. А вокруг снова чудеса — песок еще уровнем приподнялся, выступ, где мы укрывались, уже в него уходит, тонет. Идти и то тяжело — песок после «помола» рыхлый стал, ноги вязнут. И будто мокрый песок-то! Ну, на эти мелочи уже не обращали внимания. Короче, чуем, что Утюга по-любому не вытащить. Я достаю оставшиеся десять трассеров, кричу Фимке и Паяльнику, бегите, мол. Забиваю трассеры в первый попавшийся рожок, заряжаю «калаша».

Парни уже метрах в ста были, когда у меня голова поплыла, я посмотрел: отклонились от курса, дал им трассер левее, ко входу. Вроде увидели, свернули. А мне совсем плохо, мир потемнел, я падаю набок, а из-за скалы выходит старый матерый контролер. В боку — рана, видать зацепило его гранатой. Идет прямо ко мне, я уже чувствую, как холод в мозг заходит. Думаю: все, конец. А контролер взял мой рюкзак, достал оттуда кейс с пробирками — мы их разделили, чтобы у каждого пробы были, на случай беды. И — высыпает песок. Потом выбрасывает кейс, смотрит на меня… отворачивается и идет за ушедшими парнями. Ну, я сквозь туман его ножиком пырнуть пытаюсь, да слаб, только ногу зацепил немного. Контролер рассвирепел, как даст мне по морде! А потом конкретно ко мне разворачивается, я уже чувствую, как холод снова в мозгу и как будто мозг кто-то рукой сжимает… думаю, сейчас голова разорвется. И точно! Вдрызг, в брызги, в ошметки! Голова контролера, в смысле. А метрах в десяти Фимка стоит с дробовиком. «Ты чо не стрелял?» — орет сердито. Ну как ему объяснить, что нельзя было, что трассеры у меня в рожке сверху? Помычал только, отстегнул рожок, показал. Он понял все. Сует мне дроба своего, берет мой АК и толкает меня в сторону: беги, мол, я теперь покараулю, да за выходом послежу. Я, как смог, шатаясь, пытаюсь добежать по Паяльника — тот метрах в ста так и стоял.

И тут сначала одна, потом вторая пуля свистнула! Ну, думаю, пипец, Фимка в меня стреляет… может не убил того контролера? Оборачиваюсь — с другой стороны скалы, почти по колено в песке прется Утюг, походка угловатая, будто робот чешет. Поняли: зомби он. И стреляет в нас. Мы — бежать в сторону выхода, по трассерам, что Фимка посылает. Добрались, слава Богу! Сигналим Фимке, тот подымается и бежит к нам — по дуге, потому что песок снова завращался, уже глазом видно, как крутится все «дно» Сахарницы. Но сначала он подбежал к Утюгу, да как даст прикладом по башке! Тот с копыт, Фимка его ремнем связал и за шиворот тащит, издали слышно, как орет: «Иди, сука!». И зомбированный Утюг будто понимает! В общем, дотащились до нас, Утюг рваться начал, пена изо рта пошла с кровью. Связали брючными ремнями, потом хватаем его под мышки, как тут над головой голос «Стойте!». Вернее, кажется, что над головой. Мы уже по тропе подымаемся, почти наверх выбрались, как сверху катится большой такой валун, промахивается мимо нас, а затем снова голос, прямо в мозгу, как током шарахнуло: «Стойте!!!»

Останавливаемся. Смотрим, песок в Сахарнице в полное движение пришел, в нем какие-то куски будто всплывают, переворачиваются и снова тонут. Вот ободранный бок БТРа мелькнул и скрылся. Потом голос снова в голове: «Отдайте!» Сразу вспомнил, как контролер песок обратно высыпал, понял, что этому голосу нужно, беру наши рюкзаки, достаю пробирки с песком, кидаю вниз. Хрен с ними, с деньгами. Не до жиру, быть бы живу. «Все отдайте!» Голос чуть глуше стал. Выливаю воду из фляг, сами флаги — следом. «Хватайте Утюга!» — ору. Паяльнику и Фомке долго объяснять не надо, драпанули во все лопатки. Пока Сахарница одного из нас взамен утраченного контролера не потребовала. За спиной только звук остался: вроде как камнедробилка работает да деревья трещат. Потом кто-то говорил, что Сахарница еще немного расширилась…

Утюг, кстати, в себя пришел. Все они трое: Фимка Фомка, Утюг и Паяльник ушли куда-то дальше счастья искать. Вроде видели их близ Рыжего Леса, живы еще. Встретиться бы с ними, вопросы до сих пор одолевают, надо бы расспросить, не случалось ли с ними затем что-нибудь странное… «странный» — для Зоны вопрос, да? Ха-ха-ха!

Я что думаю. Возможно место там именно проклятое, души там томятся, прах всех, кого Сахарница поглотила. И они не хотят, чтобы их прах вместе в песком кто-то уносил. Может мне казалось, уже под конец нашего путешествия, что песок тот влажный, а, может, он кровью пропитан и сочится Сахарница ею время от времени. То есть песок все время сухой, а если той водички глотнешь – становится мокрым от крови ушедших в Сахарницу сталкеров. Да, вода там… ну, это я уже рассказывал. Сладкая. С железистым привкусом и запахом корицы. Сколько-то воды мы все-таки выпили, так время от времени мне и сейчас тот голос снится. Зовет будто. Прах сталкеров, вроде как, теперь и во мне, часть меня. И он должен вернуться к Хозяину. Честно, когда во сне я вижу Сахарницу и ее песок — складываюшийся в виде лица того контролера — я всегда просыпаюсь от смертельного холода. И в голове потом еще долго отдается это — «Отдайте!»

© Дмитрий Гурыч, 2009