Гурыч

Случай тут со мной произошел на прошлой неделе. Письмо пришло Витьке Учителю, сын у него родился. Ну, по этому поводу собрались мы в лагере новичков, даже Саня Беспалый с рейда сошел, его парни где-то у тоннеля на Деревню лагерем стали, проходом были с Болот, вроде как в Темную Долину собирались. Но по такому случаю дали Саньку ночку погулять. Собрали огурчиков, селедочки, тушняка, понятно, водочки с сидоровского ледника принесли, ну и сели праздновать. Час, другой, вдруг выброс. Ну, похватали хавчик, бухло и в подвал. И хохот стоит! Земля трясется, а нам лишь бы не расплескать. А как выброс окончился, решил я вылезти из подвала-то, покурить да подышать, а то надымили – хоть топор вешай.

А на улице дождь, как всегда после выброса. Недолгий, но противный. Назад возвращаться что-то не захотел, хочется на воздухе подымить, залез по этому поводу на чердак дома-то. Дождь по шиферу стучит, курю, дышу. Вторую закурил, а там и дождь закончился. Вылез я через слуховое окошко на крышу – хорошо! Дело-то уже к утру, туманом все затянуло.

Вдруг сквозь туман, чувствую: вижу что-то. Вглядеться пытаюсь, понять не могу. Спустился с крыши, вышел на пригорок, что за деревней и будто шибануло что-то: сквозь туман проступили Глаза. Будто в упор смотрят, смаргиваю, понимаю, что туман впереди, что не должно быть ничего… а глаза есть, никуда не делись. Стоят прямо передо мной, рукой машу, отворачиваюсь – бесполезняк. Вернулся в подвал, выпил стакан, вроде отпустило… почти. Глаза вижу, но не так явно. А потом снова вышел на воздух – снова как копытом по голове – вот они смотрят в упор прямо. Куда бы ни пошел – все время передо мной. Пробовал спать – еще хуже. Смотрят прямо в мозг. Думаю: трындец. А если так все время будет? Сказать кому – не засмеют, но могут и перестать доверять, кого Зона поцелует – тот порой недолго живет, да друзей потом в могилу тянет. Решил пойти, посмотреть, что там… в той стороне. Может контролер завелся какой-то особенный, живодер один тут был накануне, рассказывал, что матерые контролеры на ЧАЭС одним взглядом мозги в воду превращают.

Иду, пригорок тот перевалил, с которого Глаза увидел, будь они неладны. Кабана, не к месту на дороге оказавшегося завалил, Глаза вроде и не мешали, не отпускали только. Прошел мостик, сарай, элеватор, поравнялся с АТП и переваливаю в долинку, есть там такая, еще тепловоз там старый стоит. Вдруг вижу – стоит сталкер, незнакомый. Стоит и смотрит прямо на меня. И глаза евоные будто в мои прямо глядят, ноги сами к нему понесли, все быстрее шагаю. В Студень чуть не наступил, а остановиться не смог, пока не подошел вплотную.

В этот момент как будто щелкнуло что-то, искры из глаз посыпались, мозг как тисками сжало, а вокруг воздух засветился. Стою, шевельнуться не могу, только медленно на месте поворачиваюсь, если носками отталкиваться, как в клей попал вроде. А сталкера того отбросило, на траву он упал, за голову держится. Повалялся, потом на четвереньках, согнувшись, потом смог привстать и чесанул, петляя – видимо мозги его еще не отошли, потому как он через сто метров в Трамплин влетел, прямо на моих глазах.

Ну а я стою, точно так же пошевелиться не могу. И не то, чтобы схватило меня что-то, нет. Конечности просто не слушаются, как выключены, хотя я их чувствую. Думаю, все. Заказывай ямку и оркестр с блокпоста. И ведь не хватятся сразу. А, чувствую, тянет что-то из меня, будто жизнь уходит в землю. Руки одеревенели, потом обмякать стали. А вокруг – будто марево такое, типа линзы, вижу как сквозь бинокль. Сквозь холмы, сквозь кусты вижу, дома как стеклянные, а люди – теплые такие силуэты, мозг и глаза ярко так выделяются. И тут я понял.

Глаза эти – это был взгляд того сталкера, что до меня тут стоял. И мой единственный шанс – тоже так чей-то взгляд поймать. Так-то я людей вижу, а они меня нет, нужно чтобы ни холмы, ни дома им не мешали. А где этот взгляд искать? В сторону нашего лагеря смотреть совесть не позволяет: может, ищут меня уже, так своего же подведу под монастырь. Военного с блокпоста… умирать, конечно, не хочется, но друзья его, прежде чем вникнуть, изрешетят – за здорово живешь! Ан тут бандюки мимо шли, от тоннеля с Деревни, идут, ржут чего-то. Проходят в сторону моста, меня и не видят будто. И взгляд мой будто оживился, приблизился к ним, смотрю точно в затылок последнему, сверлю, аж в глазах красная резь пошла. «Обернись, обернись, сволочь!» — кричу его мозгам! Ничего. Ну, думаю, тут-то и концы, сливай керосин. Но бандюк встал как вкопанный и медленно так поворачиваться начал. И взгляд прямо на меня. И вижу его лицо – лет двадцать ему. Зовут Рома Шкворень, сирота уже, мать с отцом в хате сгорели прошлой зимой и не знает он еще, оторвало от семьи, понесло, как лист по ветру. Читаю воспоминания парня, а он идет ко мне, медленно так. Девчонка у него есть, Сима. Имя редкое. Русая коса, что не практично, все отрезать хотела. Ждет его, точно знаю, а он не верит сам, что ждет. И будто перенесло меня куда-то, увидел и Симу эту – спит как младенец, губы приоткрыты, и ставни на окнах ее дома простые, дощатые. «Нива» у них, трактор во дворе стоит.

А потом перенесло обратно, потому как парень тот подошел к аномалии, где я стоял. И вижу, как входит он через «линзу», как перетекает она на него, а меня выбрасывает прочь, я на траву упал и мысль одна только: не обернуться, в глаза не посмотреть. Так и лежал, с час, наверное, рассвело уже почти. Потом привстал и, отвернувшись, боком в сторону пошел, потом – побежал в сторону лагеря. Сам еле в тот же Трамплин не влетел.
Мимо моста прохожу, прапор там бывает, набегами, вредный, как сучка. Все над всеми проходящими куражится. Иду, стоит, смеется. «Что – говорит – Седой, пережрал, что ли?» И пинка мне отвешивает. А у меня с собой Каменный Цветок был. Ну, я достаю. Вот, говорю, нашел там, за бугром. В долинке, где еще тепловоз стоит. А антирада или блокирующего артефакта у меня с собой нету, поэтому больше одного не мог взять, радиацией прижжет, вернусь за остальными потом. Там еще пара штук осталась, только тебе говорю, ты меня всегда через насыпь пропускал – за бутылку. У него глаза загорелись. Я ему: только оба не забирай, оставь один. Ну, он и отвечать не стал, автомат только за плечо и посеменил, чтобы его солдаты не видели. Иди, думаю, иди. Сволочь. А то Симка Ромку не дождется.

До лагеря дошел, все спят, только Фанат курит. «Где был-то? – спрашивает – обыскались уже. Даже на блокпост ходили, может вояки загребли, Сидора за грудки взяли: выручай, толстомясый». Я ему отвечаю, мол, так и так. Не говори никому. И пусть сегодня никто никуда не ходит, ни на АТП, ни даже за кабанами. Пусть сегодня здесь сидят. А я под это дело еще водочки принесу. Сходил к Сидору, за Цветок взял водки еще. Тот чуть не порвал меня, но артефакт увидел и подобрел сразу. Тот еще жук, жадный, но не злой, не продаст.

В общем, просидели мы в лагере до следующего выброса. Они часто сейчас, видно дело плохо, скоро случится что-то серьезное. А потом я с Фанатом ходил – проверить, что да как. Пропала аномалия. Только автомат нашли да вещмешок прапорский. Мыло в нем было, видать у солдат воровал, гад. Водка еще, но мы ее пить не стали. Вылили, до того человечишка гнилой был. А, журнал с голыми бабами еще нашли. Не Плейбой, а что-то дешевое, вокзальное.
Вот так вот. Кто-то фото Симы у сердца носит, а кто-то порнушку. Солдаты вроде спросили, не видали ли их куска. Да особо и не печалились. Видать, он их тоже достал до печенок. Загоготали только и пошли. А меня все грызет: почему он тоже какого-то беднягу не высмотрел? Может потому, что все мы — не подарки, но и среди нас есть настолько плохие люди, что Зона им и шанса не дает? А, может, просто кондратий прапора хватил. А то, ведь, думаю, не ходить бы мне больше через тот мост. Ну, если бы эта подлюка выжила.

Да, аномалию ту я так и назвал — Глаза. А Седым теперь и вправду звать стали — волос у меня полностью побелел. Да под утро и в выброс будто сосет из меня в землю. Видать, состарили меня Глаза, да и сглазили, Зона, земля зовет. Думаю, пора мне из Зоны, деньжат поднакопил. Вот, думаю, Ромку найти. Все же вроде братьев мы теперь. А там, может, вдвоем свалим.

© Дмитрий Гурыч, 2009