Гурыч

1.

– Ты должен понять… – Он спешил, развязывая рюкзак. – Приоритеты поменялись. Теперь у меня такая работа, мечтать о которой здесь не смеет никто. Понимаешь, никаких ограничений, я сам себе хозяин, поэтому все мое время и все мои помыслы теперь направлены на нее. Она теперь и работа, и хобби, и мысли, и мечта… – Он снова запнулся, подбирая слово.

– И дружба, и честь. – Кремень закашлялся, сплюнул. И от досады, и оттого, что пошел на дело с таким человеком. А еще потому, что жижа вновь забурлила и залила лицо, попав в нос. – А как же остальные? Они ведь рассчитывали на тебя! И на помощь рассчитывали. И на то, что мы все вырвемся отсюда, что вместе заработаем… – внизу снова что-то забурлило и Кремень закашлялся в облачке вонючего болотного газа, пытаясь дотянуться до противогазной сумки, но нервный жест наставленного оружия заставил оставить это желание до лучших времен. – Счет у Бармена на всю команду ведь!

– Ну и хорошо! «Команда» и вернется, я вроде и не выходил из нее. Ну, правда, выживут не все. На то и Зона. Меньше людей – больше доля. А тебе все равно хана. Ничего особенного для здешних мест – ну кинул и кинул. Все ведь как подумают: это ведь ты все эти артефакты упер, весь хабар. Ты – крыса теперь для всех, понял? Твой ножик в горле Тохи найдут. Или уже нашли. Да ты не дергайся. Ствол достанешь – пришью. А так может еще помолиться время будет. Выживать-то тебе теперь себе дороже. Мог бы умным жить, да теперь дураком помрешь.

– Ну ты и сволочь! Погодь, свидимся еще…

– Это вряд ли. Через пару дней меня будут совсем по-другому звать, старое дело у военных тоже пропадет. Надежный человек и паспорт мне приготовил уже. А тут Валуй и Валуй. Кому какое дело до настоящего имени, все мы тут – кликухи! Только «веретено», да барахло сдам, да кой чего еще… а то пропадать заказу, что ли… Все, прощай. Привет Тохе!

Насвистывая, Павлик Валуй, уходил с Болот. За спиной осталось злосчастное Чертово Кольцо – зыбкая почва, скрытая под болотной водой и окруженная сплошным ожерельем Холодцов, обрамленных по самому краю земли хрупким, острым и едким Настом. И в центре этой пузырящейся раны Зоны тонул человек. Жить ему оставалось минут десять. Ну, ладно, двадцать. Может пристрелить стоило? Да ладно, кто его тут найдет? Сам потонет. И поделом, нефига было за справедливость на него прыгать. Молодняк ведь и нужен для черной работы. Зато теперь посидит, подумает…

Чертово, это точно. Кольцо, в смысле. Аномалия такая – тонешь сантиметр за сантиметром, кашляя от бурлящей воды, кашляя от испарений окруживших Холодцов. Уцепиться не за что, постепенно вытаптываешь пятак грязи под ногами, углубляясь по чуть-чуть. А не переминаться с ноги на ногу нельзя – тем более засосет. Володя Кремень вздохнул и прислушался. Никого вокруг. Только наступающая ночь и… да, бюреры, уже слышно их глухое рявканье. Неподалеку затрещал камыш, из черного в вечерних сумерках камыша показались два светящихся красным глаза. Кровь прилила к вискам, в голове будто образовался холодный комок. Кремень, изловчившись, вытащил из внутреннего кармана бушлата потертый «вальтер». Он старый, но ничего другого нет, автомат утонул. Так и есть, видавший виды пистолет промок, да и патроны в нем не особо надежные, все это барахло недавно с трупа зомби сняли, тот был сильно потрепан, да и ствол – типичная бандитская переделка под патрон ПМ. Обычно и в относительно новом состоянии такое изделие заикается, бывает. Но выбора нет. Кремень прицелился в бюрера, выходящего из зарослей камыша. Щелк! Осечка. Передернул затвор. Минус один, патрон, то есть. Щелк! Вторая осечка. Может, пистолет вообще не исправен? Щелк! Да уж, Бог троицу любит, к нему и пора. Бюрер заворчал, голову сжало. Сейчас он…

Выстрел резко шибанул по ушам, бюрер взревел, но ответом ему были только щелчки механизма – патроны закончились. Невовре… В этот самый момент сверху по голове человека ударило так, что мир чуть не перевернулся вверх ногами, полетели искры, только руки с трудом обхватили шершавый предмет, подтягивая тело, скорее, повинуясь инстинкту… береза! Березовый пень, каких много на старом болоте. Кремень поглядел на бюрера, тот, скривившись, наблюдал за человеком, плечо его было ранено, судя по позе, видимо, в тот момент он дерево и выпустил из лап, точнее – обрубков… бюрер где-то лишился обеих кистей и сжимал бревно культями. Шумно выпустив воздух, мутант вошел прямо в кольцо зеленовато светящейся кислотной массы, которая немедленно запузырилась и стала пожирать его бурую кожу. Не обращая на это никакого внимания, изуродованное существо подняло бревно над головой, а затем с жуткой болью в голосе истошно закричало, будто торопя. Кремень не верил своим глазам! Мутант, который наверняка убил бы его, вдруг соорудил спасительный мостик из злосчастной аномалии! Два раза сорвавшись, человек в мокрой тяжелой одежде все-таки перебрался на сухое и немедленно лишился чувств, успев только просипеть:

– Спасибо тебе, Зона.

Вслед за этим в темном небе полыхнули две синевато-красные молнии, озарив замершего в смертельной жидкости мутанта. Из обоих обожженных, гноящихся глаз бюрера текли слезы. Чуть выше надбровных дуг виднелась большая затянувшаяся и запекшаяся рана и белесая трещина в проступающем черепе, кусок кости будто выпал из раны, обнажив тонкую серо-красную кожистую мембрану, под которой пульсировал мозг. Запах гари, исходящий от уродливого создания, перебивал даже типичную для бюреров вонь, даже – гниение болота, даже – жуткий, мерзостный «аромат» Наста. Ничего этого человек видеть и чувствовать уже не мог, к нему вместо забытья пришел яркий и удивительно реальный сон: он идет по черной траве между двух огромных скал, которые становятся все ближе и ближе. Затем трава под ногами ссыпалась в пепельную пыль, а скалы образовали коридор, похожий больше на трещину. И трещина эта вибрировала, будто под ней пульсировало чудовищное сердце или гигантский мозг, в общем, что-то огромное и живое. Спустившись, Кремень оказался в кратере потухшего вулкана, в центре которого виднелись несколько огромных вывернутых пластов земли, закрученных в гигантские «рога», между этих рогов виднелось красноватое свечение, причиняющее боль – голова начинала буквально раскалываться при одном взгляде в ту сторону.

А с краю кратера стояла небольшая хижина, сложенная из камней. И костей. В этой кладке не было разделения, камни, мутанты и люди составляли ее примерно в равной степени. Черепа пялились пустыми глазницами на красный световой столб, в их глубине плясали кроваво-черные тени. А потом занавесь, сплетенная из тонких кожаных ремешков, отдернулась.

2.

Павлика Валуя звали вовсе не Павлик, здесь, в Зоне он звался именем убитого им сталкера-новичка, скормленного в первый же день ближайшей Карусели. А вот его настоящее имя уже вписано в новый бланк паспорта, который ожидает нового владельца в сейфе начальника особого отдела СВОЗО. Недорого встало, кстати. Еще немного и все получится. Действительно, Зона – идеальное место для заработка, естественно, если у тебя умная голова, а не котелок с червями. Кстати, о червях… уж им-то вряд ли доведется есть труп Кремня. Когда наступает выброс – Чертово кольцо снова затягивается Настом, в любом случае дураку каюк и его тушку, скорее всего, растворит в себе Наст вместе с Холодцами. Идеальное убийство, так? От этой мысли Валуй заулыбался и достал банку темного пива. Да, запасливым человеком был Кремень! Через пять минут сталкер расположился поужинать, а потом долго сидел на большом камне, поглощая чужое пиво с трофейной же копченой одесской колбасой, глядя на мерцающие разноцветные звезды. Все-таки, красиво и спокойно там… ледяная чернота, далекое холодное безмолвие. Неведомое манит…. Как душа чужого человека. Бывает так: разгадаешь его, а дальше… когда-нибудь всякий хлам должен быть выброшен. Валуй был немного сентиментален, есть грех, но всегда уже после содеянного, когда речь шла о серьезном деле, он всегда убивал легко и оставлял на погибель легко, будучи уверен, что так и есть, так должно быть: человек человеку волк, а сердце его – кусок льда. А душа – прикрытая кажущимся радушием, долгом, честью – алчность. Не он, так его – это закон. Он – хищник, научился выживать и всегда выходить с прибытком.

Кто бы мог подумать, эта глупая «зелень» его даже не подозревала, никто не смог раскусить его сложную и длинную многоходовку! Сначала нужно было получить «веретено», причем секрет и процесс сохранив в тайне, особенно от этих… дорого все-таки встал ему рецепт этого чуда. А уж «веретено» сделало основной план таким легким, таким… чистым! Это уникальный артефакт, мало кто знает, где он берется и мало кто знает, что он всегда стоит жизни. Для этого обязательно нужно, чтобы кто-то вошел в нужную аномалию, труп тут не годится. Подбросить одному из этих дураков «Кровь камня» в Отжим – это ведь элементарно. Открыли аномалию совсем недавно, новичкам она тем более неизвестна… даже не все ветераны в курсе. Ну, подумаешь, пропал и пропал человек, бывает, здесь это вроде сводки погоды. В результате зато – два артефакта, «кровь камня» тоже назад забрал, чего добру пропадать! Правда, мешок новичка в Отжим затянуло, но какое там добро, если он с такой радостью на дешевый артефакт клюнул, что не заметил кружения листьев против ветра! Но еще одно свойство «веретена» – оно отлично смотрится вместе с «кровавым янтарем»… вот к нему-то Валуй и привел группу, пообещав хороший барыш. Естественно, не говоря про главную цель, так – россыпь мелочевки там: массовое выпадение «медуз», вроде даже «рыбку» видели… как же у них вспыхнули глазенки! Да, небольшое поле артефактов обычно образуется рядом с этой штукой, но это уже побочный продукт.

«Команда» – так они себя называли. Все поровну. Все – до конца. Детсад. Идиоты.

По отдельности никто из них ни на что не способен. Стадо и есть стадо.

«Веретено» – слов нет, вещь полезная. Но не она – основная цель. Так, гарнир, хотя и достаточно дорогой. О действительной цели Валуй не смог сказать даже умирающему Кремню, чтобы… поддразнить его, вечного соперника в старательстве. А ведь было чем похвастаться!

«Кровавый янтарь» – это один из самых страшных и поэтому самых дорогих артефактов. Он не лечит, не светится в темноте, правда красиво преломляет лучи. Просто: красивый красный кристалл, похожий на грубо ограненный рубин. Восемнадцать граней. У него есть очень важное свойство – он приманивает только одно существо – кровососа. Но зато приманивает безотказно, любой настоящий охотник отвалил бы кругленькую сумму за такую приманку, не говоря уже об ученых или военспецах. Говорят, что все кровососы – братья по крови и между ними есть что-то вроде родственного чутья. «Кровавый янтарь» как раз из кровососа и получается. Точнее, для этого нужно сделать так: убить тварь и сцедить с трупа кровь, пока она не свернулась, кровь кровососа вообще долго сворачивается. После добавить мозг и сердце. Некоторые эстеты добавляют также каплю крови бюрера, получая «кровавого мальчика» – примерно такой же камешек, только красно-белый, все время кажется, что внутри него видно искаженное мукой детское лицо. Так вот, полученную массу нужно положить в Воронку и забрать через два часа. Вот и все. И, якобы, «кровавый янтарь» находится в какой-то сверхестественной связи с кровососами, они к нему и приходят, будто их брату что-то угрожает. Это и понятно, все-таки живой еще крови наверняка не хочется превращаться в артефакт, пусть даже самый ценный. Вот боль и сигналит остальным, вечно сигналит, стало быть. Ученые на этот счет ничего не говорят, просто платят за редкости, но молва идет… своя молва, которая только для профессионалов.

А если уж взялся за этот проклятый артефакт – без «веретена» никак нельзя. По науке надо работать. Хотя… метод отпугивания «веретеном» кровососов – факт крайне антинаучный, но проверенный. Объяснения никакого, придется довериться молве вслепую, это хороший жирный шанс. А иначе – крышка или крестик ветхий, да пара ненадолго сытых кровососов.

Рецепт «веретена» Валуй как раз у ученого и узнал. Один молокосос, как его… младший научный сотрудник, что ли… смылся от своих, долбанный ботаник! Да, ботаник! Растения изучал всякие, вот и нанял Валуя проводником, да только привел его Валуй в намеченный лесок уже сильно нездоровым: тот напоролся на шип какой-то или тушкан его таки зацепил – среди них как раз сейчас бешенство гуляет, а там этого добра – тушканов то есть – только перезаряжай и смотри в оба! Ну, ученый этот просил антидот… умолял, рецепт секретный дал… секрет Отжима открыл… а лекарство это как раз в боковом кармашке – рюкзак евоный Валуй на себе пер, когда интеллигенту дурно стало, ха-ха… А в другом кармашке – патроны… Валуй-то карман перепутал второпях… да так и решил: судьба. Наука даже благодарить будет: дураки ей наверняка обузой. Другого пришлют.

Есть только одна деталь, касающаяся «кровавого янтаря». Все эти артефакты рано или поздно убивали своих хозяев, заводя их на лихую тропу. И после уже никто не находил эти камни, будто они проваливались в ад. Их все время варили, артефакты все время убивали, но рецепт так и не пропал. Странно это, так? «Кровавый янтарь» всегда кто-то продавал и всегда кто-то покупал, но продавцы и покупатели гибли так часто, что ходила даже легенда, что это один и тот же камень. Или два. Естественно, таких легенд новичкам не рассказывают, хе-хе… У них от таких сказок удивительно слабеют ноги, когда нужно куда-то идти…

Позавчера все они, девять человек, расположились на заброшенном безымянном хуторе, как раз недалеко от шуршащей Воронки, рядом и было то аномальное поле, так нужное «команде». Группа ушла собирать мелочевку, предусмотрительно разведанную Валуем неделю назад, Павлик же, оставленный в лагере дежурным, в это время тихо и аккуратно сварил в аномалии свой «кровавый янтарь» и пока у него в рюкзаке было «веретено» – бояться было нечего. Странным образом артефакты вроде бы уравновешивали друг друга, кровососы никогда не нападали, если было «веретено». Но даже думать не хотелось, что будет, если оно вдруг пропадет… однако на это, собственно, Валуй и рассчитывал. И – выиграл эту ставку. Как, впрочем, всегда выигрывают в Зоне те умные люди, кому свидетели больше не нужны. Секреты надо должно охранять и цена, обычно, одинакова – жизнь. Как правило, чужая.

Какие разные все-таки слова, как их можно путать? Некоторые зеленые новички иногда пафосно говорят, цена, мол, смерть. Кара – смерть. Идиоты! Смерть – только способ. Плата – жизнь и цена – жизнь. Есть еще душа, но в душу Валуй не верил. Точнее, не хотел верить и убедил себя в своей правоте, когда бросал умирающего или предавал обреченных. Ну… как объяснить? Его воспитывали когда-то так, что непременно должна быть кара. В низшей форме – отцовский ремень, в высшей – дождь из серы, там, молния, пепел облаков над всем миром… Ха! «Главное – не сориться с собой. Кто все эти люди? Так, случайные лица. Я жил без них раньше и проживу без них, будем надеяться, долго и счастливо!» Конец цитаты, трейд марк, копирайт. Библия Для Усопших от Валуя, глава один, стих первый и последний.

Когда заветный «кровавый янтарь» был готов, Павлик спрятал его под половицей. Позже – в первую же ночь – осторожно улизнул из лагеря и спрятал спасительное «веретено» в полукилометре по направлению к Агропрому и Болотам, в леске из небольших, неестественно тонких кривых березок. Спрятал хорошо и с хитрецой: засунул под гнилой пень, а поверх трухляшки накинул найденный на хуторе старый брезентовый дождевик – даже бывалый с двадцати шагов вряд ли теперь не принял бы пень за бюрера! Возвращение было также незаметным, а уже под утро в тумане послышалось сопение кровососа, сопляк на часах клевал носом и пал первой жертвой, стрельба остальных спросонья, понятное дело – напрасная трата патронов. И с ними, кстати говоря, было туго уже к вечеру минувшего дня, когда даже своими новичковыми мозгами группа поняла, что впереди ночь, когда кровососы наиболее активны. Если только за день твари ранили двоих, а вечером еще двоих убили – что будет, когда солнце закатится за верхушки сосен? Поняли, что группе с ранеными до темноты ни за что не пройти трех километров к ближайшему населенному месту, где можно пополнить запасы и спасти свои жизни. Валуй помалкивал, а после, отозвав в сторонку этого идиота, Кремня, навешал ему лапши, что надо срочно налегке сгонять на Агропром, благо тут недалеко, там у него знакомый прапорщик, у него, мол, достанут патронов, только вот артефакты нужны. И помощь приведут. Вояки не звери, войдут в положение, им плати только и не дрейфь! А одному идти – почти наверняка сгинуть. Кремень пошел разведывать выход на тропу… которую Валуй и так знал, а пока что Павлик ножом Кремня, удачно оброненным у костра, вскрыл глотку спящего Тохи, у того и был рюкзак с добытыми группой артефактами. «Командой», да! Кровь, кстати, отличная дополнительная приманка для кровососов, ее удалось пустить так, что рюкзак остался незамаранным, его-то на плечо и – ноги. А в кровь Тохи – свой ватник, пусть думают, что двоих мутанты порешили ночью и его труп утащили. А Кремень вроде как всю добычу скрысил. Ну, разве не гениальный план? А что отличает по-настоящему хороший план? Именно. Его безукоризненное исполнение.

Воспоминания о событиях предыдущих суток грели душу: хабар был очень недурным. По такому случаю в ход пошло еще одно пиво – уже на десерт. Валуй вытянулся на плоской верхушке камня. Хорошо! И ведь без проблем все получилось. Пень «типа» приняли за бюрера, Валуй вовремя зашипел на напарника, вскинул «Вал» и отправил пару коротких очередей, Кремень на тропе остался, а Павлик удачно по-тихому забрал «веретено». Теперь можно было спокойно сдать мелочевку, а затем вернуться и за «кровавым янтарем», кровососы наверняка разделали всех уже, может даже сонными, осталось только от этого дурачка избавиться… И ведь неплохо избавился. Нет, сначала-то хотел, было, по-честному! Все-таки не по парку отдыха возвращаться. Пара рук и ствол пригодились бы, да Кремень оказался слишком правильным малым… открылся ему Павлик… не до конца, понятно, рассказал, что всем на хуторе стопроцентная хана и что хабар они могут на двоих… ну это, сказав, что, мол, порвали остальных. И ведь это было правдой! Да тут же его последний, слишком правильный, спутник прыгнул на Валуя с ножом, к горлу приставил, гад. Пришлось вроде как стушеваться, пообещать вернуться, спасти уцелевших… а потом столкнуть идиота в Чертово кольцо с бревна. И предусмотрел тот случай, если кто группу найдет, или если выживет кто. Тоху-то кто убил, артефакты кто покрысил? Правильно, Кремень. А там разберемся. Если живые остались, их можно и в расход по-тихому… Все людишки шелудивые тут, все Зоны боятся. А Валуй вот не боится. И ничего, сколько он крови пустил – никакой кирпич ему пока на голову не свалился, молния не поразила, аномалия не засосала. Валуй – молодец. Валуй – хороший работник.

3.

«Володя. Кременьков. Вставай. Тебя ждут»…

Боль вскрыла сознание утренним светом, будто ржавым консервным ножом… разлепив веки, Кремень с минуту лежал на спине, силясь вспомнить, как он здесь оказался… «Бюрер!» – мысль заставила его вскочить на ноги, как кипяток ошпаренного кота… Но никого вокруг не было. Ни души. И птицы не пели, впрочем, они и так не особенно поют, тут же кроме ворон и нет ничего, из птиц, конечно. А вот то, что он один, безоружный… да и есть тоже охота, причем не ему одному, считая местных животин. Но никто его не сожрал, по крайней мере – пока. Судя по солнцу, часов шесть-семь утра. Куда идти? На хутор? А если там кровососы? Ломились же они туда, упрямо… почему только? Живым оттуда не уйти – факт. Да и если на хуторе все еще свои – они же его первым делом изрешетят, ножа-то и вправду нет, выходит, в этом Валуй не соврал, подумают, что это он всех подставил, Тоху завалил, хабар украл. Значит, надо догонять Валуя… а как? Смешно: беспорточный воин посреди Зоны! Погоди-ка… ни один человек в здравом уме не будет таскать на себе сразу три рюкзака. Свой, а еще его, Кремня, да еще и тот, с артефактами, тохин. Он его тут развязывал, перекладывал хабар… значит надо поискать, да получше. И прямо с ходу – на колючую ветку! Твою мать! Одного сапога как ни бывало, сначала и не заметил – когда в голове колокола, не до сапога уже! Видать в болотной грязи все-таки упустил… Ладно, сапог – не нога, правда теперь от кровососа босиком бегать и вторым сапогом отбиваться… Шутка не особо смешная, но лучше, чем ничего. По крайней мере, есть противогаз, пустые ножны на поясе, граната в небольшом подсумке и с пару десятков патронов к ПМ… те самые, с зомби. Кремень, было, размахнулся, чтобы выбросить… но тут же спрятал патроны во внутренний карман. Ноша невелика, а вдруг пригодится. И тут он вспомнил.

«Ты должен понять – приоритеты поменялись. Теперь у меня такая работа, мечтать о которой здесь не смеет никто. Понимаешь, никаких ограничений, я сам себе хозяин, поэтому все мое время и все мои помыслы теперь направлены на нее. Она теперь и работа, и хобби, и мысли, и мечта……» Почему-то впечаталось в память, хотел – не забыл бы. Слова этого поганца, Валуя. Работа, значит. Кто бы ему мог ее дать? Там еще насчет счета у Бармена было. Ну, предположим, это можно перекрыть… надо только до ближайшего торговца добраться. Значит, топать к Сидоровичу, сообщать о кидалове Валуя, чтобы предупредить торговцев… Впереди, как говорили, несколько топей… да несколько населенных пунктов. Там вроде люди какие-то, не шибко приятные. А кое-где и не люди. Нелюди, стало быть, нежить. И первый такой хуторок виднелся… точнее марево над ним. Сгоревший хутор, дурная слава о нем ходит. Ничего, его можно по большой дуге обойти. А сперва поиск, поиск…

Через десяток минут Кремень выволок из воды оба рюкзака. Повезло, что они зацепились за большой куст камыша, не утянуло их на дно. Тохин – пустой, им можно обмотать ногу. Ничего, продырявить, да закрепить веревками из горловин, будет не хуже сапога… да что тут… конечно хуже. Мокрый рюкзак – не пушинка, его нужно отжать как можно сильнее… вот так! Главное теперь в воду не сигать, а то намокнет, тяжело будет таскать этот «бинтик». Хорошенькое дельце: в болоте в воду не входить, ага. Ладно… может с трупов что достанется, если попадутся. Обычно обувку хорошую снимают, но, может, что и осталось из свежатины. Между тем в своем рюкзаке, выброшенном Валуем, Кремень обнаружил патроны к «калашникову», несколько медпакетов, какие-то личные вещи – предатель взял из рюкзака только еду и ценные предметы: пару дешевых артефактов, старинный компас, выменянный по случаю и термос с металлической колбой – вещь редчайшую в этих условиях. Раз Валуй это не забрал, значит, скорее всего, будет рвать когти из Зоны. Но он прихватил новую пару носков, всю провизию, две банки пива, антирад и новые фильтры к противогазу. Сволочь. Ничего, путь крысы тоже где-то закончится, главное – сдюжить ту же дистанцию… Рано или поздно он полюбуется на крысиный труп.

Все-таки, пусть даже половина тела болела после падения с бюрера, но ощущение, что жив, придает какуе-то здоровую злую радостью, оживление. А настоящая злость уж точно заставит идти. Первый километр дался настолько легко, что страхи перед опасностями совершенно покинули володькину голову. Он уже поравнялся со Сгоревшим хутором, уже срезал путь, направляясь к дороге, как почувствовал странное ощущение: хутор будто притягивал его, все время хотелось повернуть голову в ту сторону… но нет никаких гарантий, что туда тут же очень не захочется, настолько сильно, то забудешь обо всем. Кремень слышал о таких разновидностях пси-полей, говорят, что есть даже такие контролеры, которые не просто давят на мозги и заставляют идти, а вроде как внушают иллюзию совершенно неземного блаженства, тебе настолько хорошо, что ноги сами несут, а о том, чтобы выстрелить в контролера… да сам же его и защищать будешь! Ни один из переживших это воздействие не считал себя зомбированным… естественно, кому охота. С мутантами разговор короткий. Но слава о таком «блаженном» контролере была, и, видимо, как раз из-за его этой особенности никто эту тварь так и не добыл. Поэтому Кремень, как и многие, верил безоговорочно в дурную репутацию Сгоревшего… и именно туда его тянуло. Сулило. Перед глазами уже закружились дымные образы, из которых вот-вот последует воплощение мечты… Превозмогая это буквально ослепляющее наваждение, он чуть не вляпался в Трамплин, выбрался на дорогу, сладкий зов стал было ослабевать… окончательно из этого искушающего состояния вывел сильный толчок, а затем резкая боль в спине – над ней пронеслась здоровенная туша, сбив человека с ног. Иллюзия улетучилась. Но, с трудом поднявшись, Кремень с ужасом заметил, что находится прямо посреди небольшого стада кабанов.

В случае с этим зверем «небольшое стадо» означает почти гарантированную гибель – рослые мутанты в это время необычайно злы, знающие люди говорят, что виной тому – гипертрофированный инстинкт размножения, которым кабаны-самцы страдают в течение всего теплого периода, не в силах утолить свое бесконечное желание, они готовы загрызть кого угодно и вечно покрыты кровоточащими ранами от укусов и ударов клыков друг друга… а у этих, к тому же, с морды свешивались хлопья пены и проливались струйки зеленоватой слюны…

Бешенство у мутантов протекает гораздо быстрее, чем у обычных зверей, но и пиковое состояние, когда зверь максимально опасен, в разы усиливает его злость и силу. Кремень стоял – ни жив, ни мертв, его позвоночник превратился в ледяной лом. Животные, раздувая бока и полурыча-полувизжа, ходили вокруг него кругами, не забывая наносить друг другу новые удары и раны, еще и еще, и еще… Кажется, он даже начал улавливать некий такт это стадного чувства, глаза заволакивала пелена, морды кабанов увеличивались в размерах, зловоние стало удушающим, но вдруг перестало быть отвратительным. В голове будто зазвучал большой барабан, голова стала раскачиваться из стороны в сторону, пытаясь свеситься на грудь. Холод, тьма и ярость вползали в мозг, в этой пелене был только один образ – убивать, убивать, бросить никчемное оружие, повалить врага и вцепиться зубами… Переставляя непослушные ноги, Кремень пытался идти… боль в коленях была такой, что, казалось, ему отрезали все ниже бедер и воткнули гигантские острые карандаши прямо в свежие культи… Боль пронзала кости, протекала по ледяному столбу вверх и била в мозг, рассыпаясь сотней усыпляющих ледяных электрических искр, будто разрывающих и тут же замораживающих сознание… мотнув головой и схватив себя изо всех сил за волосы, Кремень дернул руку вниз, а потом вонзил кулак в собственную скулу. Марево, приобретающее уже сливовый цвет, чуть подернулось, вновь проступили контуры дороги и Кремень что есть сил на негнущихся ногах, петляя как пьяный, сделал десятка полтора больших шагов… тошнота подкатила к кадыку. Когда наваждение, куда более пугающее, чем предыдущее, вдруг отступило, он обнаружил, что находится уже за пределами круга кабаньего стада… Времени на осознание не было, каким-то глубинным, но жестким чувством, способным повелевать уже отказывающимся повиноваться телом, Володя понял: нельзя в их круг, ни за что нельзя, лучше пусть запинают, загрызут… Все охотники, все опытные сталкеры скажут: безумие – убегать от стада… Здесь выбора все равно не было, Кремень рванул во все лопатки, криво петляя от навеянной слабости, но, все же, стараясь придерживаться качающейся дороги. Ведущей, как по дьявольскому заказу, на Сгоревший хутор. Это он понял, когда окончательно очнулся и увидел, что стоит на площади между пепелищами, сквозь которые корявыми пальцами в небо утыкались оплавленные кирпичные печные трубы. Когда увидел, что стадо жутких кабанов-мутантов настигает его, растянувшись в подобие полукольца или подковы – сзади, а впереди таким же полукольцом полыхнули несколько жарок. Догоняющий сзади ментальный кошмар все еще холодил спину, когда впереди вновь зазвучал сладостный зов Сгоревшего. Только  — уже уверенно, по-хозяйски, будто все более наполняясь силой от собственного могущества. Когда задумчивый голос в голове вдруг произнес:

– Мир тебе, еще одна мятущаяся душа!

Языки огня ревом приветствовали этот голос. Кабаны, мчавшиеся за чужаком, замерли как вкопанные. Их вмиг остекленевшие глаза отражали столбы Жарок, мускулы мелко вибрировали: даже смертельный ужас, даже смертельная ненависть не могут не подчиниться этой воле.

А потом наступил миг пронзительной тишины, замерли ветер, солнце, замерли сердца в почтительном ожидании.

И хор миллионов голосов – звуков глоток людей, нелюдей и нежити, отовсюду и из ниоткуда – вдруг отозвался, повторив это адское приветствие.

4.

Валуй проснулся перед рассветом, спал всего пару часов, но этого вполне достаточно, чтобы не валиться с ног, рискуя засыпающим вонзиться в какую-нибудь пакость типа Постой Паровоз. В тех местах, где есть Чертовы Кольца это не такая и редкость. Постой Паровоз… хе-хе… Валуй засмеялся каркающим спросонья смехом и закашлялся, вдохнув порцию холодного утреннего тумана. Более идиотского названия, конечно, поискать, но, надо признаться, оно всегда веселило, хотя штука отнюдь не веселая. Такое имя аномалии дал один бандит, Евген Искандер, большой любитель гитары и старых песен, говорят, это было первое, что он сказал-пропел, угодив в нее. Ну, будто лужа… но и не именно лужа, будто жидкость, туман и какое-то поле одновременно – оно выглядит, будто прозрачная дымчатая линза, все растения в ней кажутся более темными, почти черными. Попав в нее, с трудом переставляешь ноги, напрягая мышцы до рези, будто весят конечности по полтонны, сделаны из чугуна, а идешь до кучи по мощному магниту или сквозь небольшое озерцо застывающего клея. Говорят, что сам Евген попал в эту аномалию как раз перед выбросом и если бы не братки – так бы и остался там, те ему бросили веревку, а потом со всей дури дернули и потащили, вывихнув бедняге обе стопы. На закорках донесли до укрытия, а потом на носилках до базы Борова, где потом Искандер отлеживался три недели, пока снова смог ходить и бегать. Вот, а еще говорят, что бандиты – скоты, которые только и делают, что народ грабят, да своих раненых кончают! Уж кто-кто, а Валуй точно знал, что с ними можно договориться, с должной оглядкой, конечно. Но если хорошо заплатить пахану, то отсидеться у них вполне реально, только молчать нужно о себе. Правда кочерговские – исключение, с ними вообще дел лучше не иметь, отморозки такие же, как и их бугор. Ну, да ладно, до них далеко, а вот хутор, где заветный «кровавый янтарь» – уже за краем перелеска показаться должен.

Хорошее время – утро: часовые на вышках в это время сонные, кровососы видят в утреннем свете плохо, поэтому начинают понемногу прятаться… но не в случае с «кровавым янтарем». Сопение Павлик услышал еще до того, как увидел хутор. Ну, все верно, теперь только надо убедиться, что все трупы на месте, что никто не ушел, тогда все будет шито-крыто. Оружия он не доставал, только вложил в кармашек пояса заветное «веретено». И кого ему теперь бояться?

Четыре трупа… как возле танка, хе-хе… ну-ка ну-ка… и два холмика! Бинго, как говорят… говорили те прошлогодние натовцы-ооновцы. Все оставшиеся сталкеры здесь. Убиты быстро, но не внезапно, у окоченевшего новичка… как же его… Толян, что ли… в руках магазин к автомату, который он пытался успеть снарядить – патроны блестели на старой серо-бурой соломе и утоптанной земле, в другой руке обломок ножа. Опа!

– Ни хрена себе! Никогда бы не подумал!

Болотная тварь, ее труп присыпан соломой, упавшей сверху – рухнул небольшой чердачный навес, наверное в результате борьбы подломилась слега-опора. Новичок завалил зверюгу ножом, сломав последнее свое оружие о череп мутанта, обломок лезвия торчал из зеленовато-серого костяка, кожа под ним разошлась, обнажив единственное безопасное место – небольшой участок кости, не обтянутый тонкой тканью, похожей на белесые мышцы… Только туда можно ударить Болотную тварь, не вызвав ее воспламенения, главное – не задеть эти мышцы, ученые говорят, что именно в этой ткани зарождаются процессы, вызывающие эффекты возгорания и невидимости мутанта…

– Они не мутанты, Валуй. Они просто издалека.

Голос прозвучал настолько неожиданно и резко, что Павлик рванулся к двери и, споткнувшись о труп Тохи, лежавший напротив новичка, растянулся во все метр семьдесят пять, больно ударившись головой о камень. Полежав несколько секунд, вяло поднялся и сел у ворот сарая, поджав ноги.

– Да, если бы не «веретено», уверен, тебе бы так не повезло. Он, новичок, дрался отчаянно и убил троих кровососов, его мужество достойно уважения. Эти кровососы, кстати, еще не окоченели, у них это долго… правда одному он прострелил печень – испортил кровь, а этой Болотной твари пробил мозг… жаль. Но один кровосос вполне годится. Не теряй времени, сделай еще один «кровавый янтарь»! Я с удовольствием возьму у тебя два вместо одного.

– Мы договаривались на один!

– Тебе-то какая разница! Не волнуйся, цена будет той же – за первый. За второй дополнительный бонус получишь, не хуже первой платы. Тебе-то всего ничего – подождать пару часов. Кровососы тебя не тронут, тот, что кружил здесь – убежал, «веретено» его отпугнуло.

Валуй, до этого не решавшийся посмотреть в сторону этого голоса, неожиданно вскочил, повернулся и уставился прямо на собеседника. «Интересно, а почему ты сам не можешь сварить себе сколько угодно? – подумал он. – Только и делов: подождать пару часов, а?»

– НЕ ТВОЕ ДЕЛО, НИЧТОЖЕСТВО!!! ПРОСТО ПРИНЕСИ МНЕ ЭТИ ЧЕРТОВЫ КАМУШКИ!!! И НЕ ШУТИ СО МНОЙ!!!

По лицу Валуя неожиданно потекла кровь, верхняя часть головы вдруг начала страшно зудеть, стало холодно… Прикоснувшись, Павлик с ужасом понял, что щупает голый череп… кусок кости, свободный от чужеродных мышц, которые… переходят в необычно толстую шею, что-то твердое… там… Боже, это… осколок лезвия! ДОЛБАННЫЙ ОСКОЛОК ЛЕЗВИЯ НОЖА!!! Ладони метнулись к лицу, силясь зажать себе же кричащий рот, но неожиданно наткнулись на… нет, не щупальца… жесткие спицы необычных… усов? Что происходит? Крик перебил дыхание, так и не выйдя из груди. Павлик согнулся, захрипел красной пеной, судорожно выплевывая ее на солнечный квадрат на полу – солнце, наконец, прорвало пелену тумана, бросив свой свет через чердачное окно. В его свете пена, усыхая на глазах, напоминала нечто бесформенное со смазанными чертами лица: провалами нескольких глазниц и огромным щелевидным ртом. Потом, с трудом разлепив липкие веки и, наконец, сморгнув, Валуй увидел на этом самом месте просто красноватое мокрое пятно. Жжения на макушке больше не было. Судорожно рванул туда руки – волосы, человеческие волосы! Перед ним стоял Он, солнце, проникая через дыру к крыше, светило прямо сквозь Его фигуру. Капюшон надвинут, под ним тьма. Во тьме два красных уголька.

– Не шути со мной, Валуй. Принеси мне эти два артефакта.

– Хорошо… как я тебя найду? Ты обещал сказать, когда придет время. Оно пришло.

– Ты найдешь. Сразу, как только у тебя будет второй артефакт. Все увидишь сам и путь не будет долгим. Теперь у тебя такая работа, мечтать о которой здесь не смеет никто. Никаких ограничений, ты сам себе хозяин, поэтому все твое время и все твои помыслы теперь направлены на нее. Она теперь и работа, и хобби, и мысли, и мечта.

Павлик стоял столбом, его глаза ничего не выражали. Капля слюны, затем вторая, третья – капали на то самое мокрое пятно. В воздухе стол тяжелый запах страха и крови. Фигура работодателя, Хозяина исчезла. Хозяина? Чушь! Он сам себе хозяин! И получит свой гребаный гонорар, чего бы это ни стоило! Он ведь за этим здесь! Работа теперь его жизнь, хобби, его мысли и мечта…

«И дружба, и честь…» Это ведь просто эхо грома громыхнуло, верно? Откуда в Зоне дружба? Откуда в Зоне честь?

Горечь, горечь на языке. Так всегда бывает, когда действительно сильный страх, наконец, проходит. Жизнь и разум уже возвращаются из пяток, но краски приходят позже. В животе холодно и тяжело, ноги подрагивают, а в глазах… Серый, серый, пепельно-серый мир, горький на вкус.

5.

Этот труп не был заметен издалека. Парашютист, возможно – летчик, судя по форме. Открыв глаза, Кремень долго вспоминал, как он здесь оказался и, стоило признать, если бы не валялся вот так, именно под этим деревом – нипочем бы не заметил тело, точнее – практически мумию. Вороны, конечно, здорово поработали с головой, как потом оказалось, однако большего достичь им было не дано – человека, живого или мертвого, во время спуска на парашюте, скорее всего раскрутило ветром и захлестнуло стропы вокруг обгорелого ствола здоровенного полусухого тополя, точнее – полуобожженного. Как и все выжившее в Зоне, дерево мутировало, став наполовину чем-то еще – ближайшей жаркой ему опалило всю листву с половины кроны и почерневшие сучья довольно быстро обросли Жгучим пухом и Ржавыми волосами, получилось полудерево – полуаномалия: веселенькая листва с одной стороны – единственная уцелевшая на Сгоревшем хуторе зелень. И, будто ожог на половину лица – желтовато-серая щетина и темно-рыжие космы до земли с другой половины. Давно замечено – аномальная растительность не горит и с удовольствием растет на пепле. Вот в эту самую аномальную гущу и свалилось тело. А может и не тело еще? Стропы прикипели к стволу, а сам парашют, судя по всему, просто истлел вблизи огня – оплавленные закопченные обрывки строп далеко свешивались вниз, однако достать их никак бы не получилось. Высоко.

Кремень слышал, что еще осенью здесь где-то разбился маленький транспортный самолет с десантом, Ан-12, вроде. Его так и не нашли, сколько ни искали, потом военные плюнули на это дело, записав погибших в пропавшие без вести. Судя по всему, тело так и висит с тех пор, нетронутое, ну, это если ворон не считать. А что если…

Голова гудела так, будто в ней бил набатный колокол, в котором черти с огромными барабанами устроили оргию. Мысли путались с не выпускавшим когти сном, боль перемешивалась с каким-то странным блаженством умирающего – в глазах темнело, видимо из-за кровопотери, может еще что приключилось, пока он был в отрубе… Попытавшись встать на ноги, Кремень схватился за кору дерева – перед глазами поплыли морщины коры вперемежку с яркими пятнами – затем показалось, будто горизонт шумно вздохнул, качнув землю, будто колыбель. Боль накрыла с головой, когда же оранжево-лиловые круги снова пропустили сквозь себя смеркающийся день, Володя увидел: теперь ему больше не быть подающим надежды охотником. Нет, левой он тоже пытался как-то стрелять – ради бахвальства, однако кормилицей была именно правая рука… бывшая то есть. Не было больше правой руки, кисти, только чудовищный обрубок, судя по всему – прижженный прямо наживо, поверх чудовищной раны сейчас пузырилась необычная масса, запекаясь там, где сквозь трещины в корке все еще пыталась просочиться кровь. Зеленовато-прозрачная, похожая на жидкое стекло, рука при этом будто немела, как бы замерзая. Ничего подобного Кремень не видел никогда. Вскоре удивительным образом боль отступила совсем. Лучше, чем ничего.
Отдышался. Хочешь, не хочешь, а надо. Теперь искалеченному человеку предстояло совершить, мягко говоря, болезненное и рискованное путешествие – в крону аномального дерева. Почему-то он знал, что это непременно нужно сделать, что именно в этом есть единственный смысл…

– И мысли, и мечта… – вслух произнес тридцатилетний инвалид и, сжав зубы, полез на чудом уцелевшие здесь старые грубо сколоченные деревянные козлы, стоявшие у ближайшей печной трубы, не такой оплывшей, как остальные. Ожившая Жарка предостерегала глупца от этого шага… ну, да, волосы запеклись немного, ничего, потом отрастут еще гуще. Зато с третьей попытки ему удалось прыгнуть и уцепиться за толстый сук дерева. И не упасть при этом, два предыдущих раза он ничком лежал на горячей земле, пытаясь не заорать и не привлечь тварей… хотя – иллюминация с Жаркой… твари наверняка обходили это место, а вот люди… Надо все закончить поскорее…

Сучья дерева, хвала небесам, росли на удивление ровно, тополь в этом смысле гораздо комфортнее сосен, например. Даже с одной рабочей рукой, Кремень сумел за каких-то десять минут достигнуть высоты добрых двадцати метров, хватаясь за надежные толстые ветки, подтягивая ногу в ботинке, фиксируя ее, а уже после – ногу в обрывках рюкзака. Каким-то чудом из муторного полуобморока возвращалось сознание, будто и силы прибывали – чем выше он подымался. Уже почти совсем стемнело, когда его голова высунулась сверху обтрепанной кроны – дальше ввысь уходил только обгорелый ствол. Может быть, когда-то сюда ударила молния…

Отсюда, почти с самой верхушки дерева, Зона представлялась спящим в темноте, мурлыкающим хищником. Кое-где светились отдельные аномалии, Володя, обняв ствол здоровой рукой, насчитал штук пять крупных Холодцов, в том числе и в том самом Чертовом Кольце, откуда спасся прошлым вечером. Помаргивали бело-синеватым светом Электры, здесь, на Болотах, их не так много, тем ярче они были на фоне всего остального. Недалеко от хутора он заметил парочку Шутих – мерзкая, но несмертельная аномалия, более слабая разновидность Электры, в ней какая-то хрень с воздухом происходит, он как бы озонирует или еще что… в общем, когда человек попадает в такую – вокруг него образуется вытянутое «яйцо»… как там говорил один ученый… плазмоид, что ли… В общем, по поверхности этого «яйца» все время бегают такие смешные яркие сполохи, похожие на новогодний «фонтанчик» или фотовспышки. Они бегают все быстрее, а потом аномалия шумно разряжается. Если защиты нет – шок на полчаса обеспечен, правда ходить после этого получается, просто не можешь говорить – как-то эта штука воздействует на гортань, вроде, сводит ее. Руки и колени трясутся как у похмельного алкаша и обязательно волосы дыбом, причем причесать их никак не возможно – все равно после подымаются торчком. И так – до выброса. Короче, лоханувшихся сразу видно. Эх! Если бы не рука, если бы не муть и весь этот пережитой кошмар – смотрел бы и смотрел. А то сидит на дереве безоружный, безрукий – Кремень уже как-то стал привыкать к неожиданной потере – в одном сапоге и еще любуется окружающей ночью, в Зоне, ночь в которой повсюду наполнена голодом и смертью!

Будто в подтверждение этих мыслей, внизу раздалось пронзительное шипение – кровосос, видимо, почуяв человека, пробежал между пепелищами, задел край Жарки, рухнул, завертевшись в огненном волчке вокруг пузырящегося от жара тела, а потом вскочил и, вереща, убежал в темноту. Весь кайф ночной иллюзии величия панорамы испортил, гад!

Тело парашютиста находилось прямо по другую сторону ствола, но лезть туда было очень опасным замыслом – Жгучий пух и Ржавые волосы, потревоженные человеком, немедленно выпустят облако своих летучих колючек-спор, потом исчешешься до крови, спастись можно только вымыванием мельчайших колючек сильным мыльно-содовым раствором, а это нынче роскошь. Так что Кремень чуть перегнулся, перехватив ствол покалеченной конечностью, уперевшись ногой в сук, и протянул к мумии в военной летной одежде здоровую руку. Брезгливость для Зоны вообще странное чувство, а для человека, попавшего в отчаянное положение – и подавно. Довольно быстро был исследован пояс, с него Кремню перепал отличный спецназовский нож. Нашлось и оружие – пистолет «Грач» висел не по уставу и был найден почти случайно – в небольшой кобуре на левом ремне портупеи, когда Кремень стал исследовать экипировку неудачника. Немного помучившись, он обнаружил также и небольшой, но мощный бинокль с ночным режимом. Кобуру и чехол снять не удалось, поэтому добыча перекочевала в карман. Далее, поразмыслив немного и решив, что все мало-мальски бьющееся из полезного с тела снято, он перерезал и отодрал стропы от ствола, чуть не грохнувшись при этом – обрезанный кусок стропы больно хлестнул его по лицу, которое он слишком далеко выставил за ствол, стараясь проследить падение тела. Ночь была тихой, безветренной, слышно, как треснули несколько сучьев, а потом тело с глухим звуком упало, судя по всему, на землю. Спускаясь, Кремень все время оглядывался – кровосос, пробежавший совсем недавно, не давал ему покоя… однако ничего подозрительного не увидел и не услышал. Последние пять метров высоты ему пришлось преодолеть в свободном падении, приземлившись, он тут же выставил пистолет и прислушался. Ничего и никого.

Труп при более тщательном осмотре дал еще кое-что: помимо полусотни патронов, двух гранат, ракетницы, были обнаружены еще медпакет, которым парашютист так и не воспользовался, а также мини-комплект питания – две пачки галет и вакуумная упаковка тушеного мяса. Очень повезло, однако, еще некоторым вещам, которых Кремень в темноте наверху не заметил. Такая редкость, как прибор ночного видения вообще в Зоне на дороге не валяется, а этот был просто изумителен всилу своей миниатюрности. Не разбился он просто потому, что был в чехле и, судя по всему, ни разу не использовался. Также был обнаружен налобный фонарь и дальнейший обыск заметно упростился. Кремень чувствовал себя настоящим робинзоном – настолько менялось его положение от беззащитного израненного голодранца до вполне себе способного выжить существа! Увенчался вал подарков судьбы скромным с виду планшетом, открыв который Володька ахнул: такой карты, пусть и бумажной, не видел никто в здешних краях! Настоящая «летка»: все тропы, просеки, пригодные для посадки участки, подробная схема болот, а поверх всего этого – компьютерная надпечатка известных постоянных аномальных полей! Радиоактивные очаги и ветряные следы от них – с уровнями загрязнения… в общем, это был действительно дар. Судя по всему, именно это ему что-то подсознательное и подсказывало найти, остальное – тоже хорошие вещи, спору нет, но карта эта уж слишком необычна. К тому же, она была загнута… расправив ее полностью, Кремень похолодел: она не обрывалась границами «закрытых территорий»! Более того, по ним следовало отдельное краткое описание в таблице в верхнем правом углу.  Но – самое главное: обозначен проход… Так вот куда направлялась эта опергруппа! Учитывая, что самолет так и не нашли, может быть он там и валяется? Среди каких-то красных и синих стрелочек, Кремень обнаружил аккуратную дыру с расплывшимся вокруг нее небольшим красным пятном… Судя по всему, пуля и, скорее всего, винтовочная, вероятнее всего выпущена из СВД— осмотрев тело, сталкер обнаружил выходное отверстие, которое наверняка было бы значительно большим, попади сюда пистолетная пуля, которая точно разворотила бы дыру… или 5.45, которая, вероятнее всего, сместилась бы в теле, проделав дырку где-то еще, но не прямо напротив входного отверстия. Значит катастрофа – дело рукотворное. Это следовало иметь в виду. Но больше всего озадачивал индекс «ТП-2», отмеченный на карте как раз возле дыры, стрелка от сноски упиралась точно в нее, кровавое пятно не позволяло обнаружить точку более детально….

В кармашке планшета была обнаружена какая-то мелочь, и среди нее – пластиковая карта с эмблемой СВОЗО и личным номером, без фамилии. Прикинув вероятность такой удачи, Кремень, недолго думая, повесил весь планшет через плечо, прямо поверх уже снятой с трупа и надетой трофейной портупеи. Практически вся добыча перекочевала в карманы и рюкзак, пистолет был снова водворен в родную кобуру. Однако, к сожалению, добротную плотную куртку пришлось оставить на трупе – с лицевой стороны она вся была утыкана длинными колючими спорами «Жгучего пуха»… ботинки Кремень сдернул почти с рычанием хищника… но они оказались немного великоваты, всего на размер, но… с другой стороны, почему бы и нет… Кремень хоть и славился своей твердостью характера, но теперь даже ему пришлось бороться с брезгливостью, когда он сдирал с ног трупа толстые полушерстяные носки… хорошо хоть они не были надеты прямо на высохшие ноги… пришлось, правда, с час полоскать их в луже, показавшейся относительно безопасной. Когда он был совсем уверен, что запах мумии его больше не преследует – носки были отжаты и высушены у ближайшей Жарки. Окончательно успокоило его то, что добротные летные полусапоги-полуберцы регулировались в голенище, которые надежно охватывали теперь его лодыжки.

В девять тридцать пять утра, судя по снятым с покойника, небьющимся «Командирским», бывший безрукий неудачник, преданный бывшим товарищем на съедение Зоне, ступил на тропу. Сыт и экипирован добытым с трупа снаряжением. Тропа вела его уже вовсе не за Вечным Хабаром, как был уверен, находящийся в этот момент на другом хуторе Валуй, дожидавшийся окончания варки уже третьего «кровавого янтаря». Выброс, некстати случившийся прошлым вечером, разрушил все планы предателя на второй артефакт, аномалия, в которую он швырнул компоненты, внезапно рассосалась, вместе с результатом. Пришлось снова уносить «веретено», добывать кровососа – морока одна, однако работа должна быть сделана. Валуй и представить себе не мог, что Он с ним сделает в случае, если обманется в своих ожиданиях…

Сами того не зная, в час дня, оба человека уверенным шагом шли в одном направлении, обходя с двух сторон крупный островок «закрытых территорий», известный как Долина Пепла. Шаг обоих был твердым и уверенным. Оба откуда-то знали, куда идти, оба отчетливо видели свою дорогу, каждый – к своему проходу. И – никто не смел преградить им путь. Ровно в три часа десять минут оба совершенно синхронно перешагнули невидимую, но нерушимую границу, отделявшую знакомый мир Зоны от неизведанного. Проходы, довольно чавкнув, тут же закрылись за обоими. Каждый, пересекая эту невидимую границу, почувствовал в тот момент, что помимо тварей, которых, возможно, не видела даже знакомая им Зона, здесь есть кто-то еще. Кровный, неумолимый враг, встреча с которым неминуема. От этой встречи, скорее всего, не спасет даже смерть, трусливо бежавшая где-то по пятам, как собачонка. Ее смрадное сбивающееся дыхание местное эхо отражало снова и снова.

6.

Гром не стал ходить вокруг да около, начиная покашливать где-то за валунами на вершинах холмов, потом перескакивая на облака, пробежавшись над верхушками и деревьев и после могучего перекатывания своих мускулов-раскатов, убедительно басом закончив эту партию на другой стороне горизонта. Оглушительный грохот вонзился немедленно, прямо в голову, в мозг, в глазах померкло. Валуй с непривычки упал на землю и вжался во впадину, ожидая, что вот-вот, мизерную долю секунды спустя его тело пронзит последний в его жизни электрический разряд… а потом поднял голову, все еще трясясь от ужаса. В глазах оставалось темно… точнее, это было похоже на серый-серый сумрачный вечер, который не в силах расцветить даже мерцающее зловещее небо, прорывающееся своими вспышками сквозь низкие тучи и даже не думая отражаться от темно-серого снега. Снег? Тогда почему он так воняет лесным пожаром?

Он сгреб в ладони солидную кучку, сжал в ладонях, надеясь увидеть плотный комок… но тот рассыпался прямо в его руках. Это – пепел, сухой серый пепел и Валуй лежал прямо в нем, почти исчезнув под его слоем. Сейчас он забьет нос, рот, легкие, начнет жечь его изнутри и тогда… Павлик уже стоял на трясущихся ногах, когда эта мысль неторопливыми и грубыми ледяными стежками прошила каждый его спинной позвонок и резко дернула свою ужасную нитку, заставив на мгновение оцепенеть.

Попробовав надеть противогаз, Павлик тут же оставил напрасные попытки. Имеющийся и один трофейный фильтры пришлось выбросить, их хватило всего на несколько вдохов. Потом железный корпус прибора почему-то становился горячим и ток воздуха прекращался. Как-то эта аномальная погода влияла на противогаз… ладно, значит – так идти. Повязал платок – лучше, чем ничего.

А потом – снова прилив огненной ярости стихии, из-под низкого неба прямо внутрь человека! Казалось, закипела кровь, глаза наполнились кусающимися белесыми муравьями. На этот раз, несмотря на новый световой и ментальный удар, он устоял на ногах – мысль, что снова придется броситься лицом в этот пепел, пугала куда больше. Однако было сразу понятно: выброс. Как же это он его проморгал… некогда, нужно укрытие. Во что бы то ни стало… Спеша, достал из рюкзака чужой бинокль… вряд ли, конечно, но это шанс. Почему-то не покидала уверенность, что он все делает правильно. Судьба любит его и не может бросить, когда он так близок к невероятному, иначе, зачем она ведет его… он ведь чувствует, как дорога сама идет ему под ноги. И в этот самый момент, помянув судьбу, Валуй явственно понял, что не всуе, когда пепельно-серое пятно возникло в бинокле. Так и есть, метров сто. Плохо видно, но он уверен, что это именно то, что спасет ему жизнь. Теперь он бежал, спотыкаясь о невидимые под слоем пепла камни, натыкаясь на стволы деревьев, будто вырастающие прямо перед ним. Еще пару раз он упал, потерял где-то платок, вдохнул пепел в легкие, теперь их и вправду жгло, будто углями. Но цель была совсем близко.

Полуослепший, передвигающийся на четвереньках, он неожиданно будто пересек невидимую границу и оказался на клочке утоптанной земли, засыпанной опилками, с прорастающими небольшими кустиками чахлых одуванчиков, подорожников и клевера. Сил хватило на то, чтобы вползти под крышу укрытия, далее он просто лежал на спине, глядя в чердачное окошко на серые тучи, подергиваемые сполохами выброса.

Везет, все же ему на сараи… Ха-ха-ха!

Пепел. Он все сыпал с неба, теперь уже не просто оседая маревом, а крупными комками, хлопьями, похожими на перья или комнатную пыль. Серым одеялом он накрывал здесь все… кроме этого места. Ровный круг – пепел не пересекал невидимую границу, просто таял на невидимых границах, оставляя в центре круга нетронутым огромный сарай…странной формы, недалеко виднелся полуразрушенный колодец и вкопанная в землю изгрызенная коновязь. Разваленное крыльцо, пепелище от хаты. И этот сарай, массивный, как могильный мавзолей. Со стороны мрачное строение было, скорее, похоже на большой хлев, грубо сколоченный из угольно-черной древесины, ворота были распахнуты, одна половина заметно просела и стояла на земле. Судя по запаху… Валуй был готов поклясться, что пахнет потом и еще каким-то животным… Ему даже показалось… движение? Будто он заметил чудовищных размеров копыта, когда одно из них поднялось – из земли показался здоровенный коготь… Где-то вверху при этом сверкнули зрачки… показалось, что сверкнули, обман зрения, наверное, но тьма будто сгустилась в эти ужасающие глаза. Из них глядел ужас, отключающий волю. А потом печальный голос голодного хищника из тьмы вверху, уходящей, должно быть, на миллиард километров, зашипел прямо в мозг: «Мало мяса сегодня, мало, приди ночь на чело, приди… шшшшшш!» Тут-то Валуй и понял, что именно его конец пришел, все, конец пути. Спинным мозгом почувствовал приближение ледяного дыхания, огромной пасти, которой так и не увидел. Потому что тьма стала еще гуще. Широкоплечий силуэт возник в воротах сарая, сделав поток скудного света меньше раза в два. И низкий знакомый голос уверенно произнес:

– Фу! Он мой!

Отключаясь и падая в липкий ужас обморока, Валуй, наконец, вспомнил…

… Из костра с громким треском вылетел горящий уголек, упав сначала на щеку спящего Валуя, потом скатившись в надвинутый капюшон. Валуй подскочил, вытряхивая непрошенного наглеца, прежде, чем до конца проснулся… и, будто, замер – в таком своем полусне. Все вокруг спали, точнее – все его спутники, сталкеры. Девять, считая его самого. А напротив костра сидел человек, точнее, тогда он казался человеком. Непрошеный гость – плохой гость. Примерно так рассуждал и Валуй, безуспешно пытаясь нащупать автомат. Не вышло. Будто в туманной мгле напополам со сном, он слишком легко оставил свои попытки вооружиться и просто поглядел на гостя напротив. Тот откинул капюшон, обнажив страшные шрамы, перечеркавшие лицо, делая похожим его, скорее, на морду бюрера… плюс мощный почти квадратный подбородок, толстая шея, под кожей которой надувались и спадали канаты мышц… или сосудов…

– Сиди, где сидишь. Есть работа. Оплата: все в обмен на все. Интересно, сталкер?

– Кто ты? Что за работа?

– Сначала оговорим условия. Я мог бы тебя просто заставить, но для именно этого дела мне нужно твое согласие. Поэтому тебе предоставляется право выбора награды. С нее и начнем. Чего бы ты хотел, сталкер, больше всего? То, что дороже всего на свете, дороже жизни, дружбы, долга? Абсолютную награду, понимаешь? За абсолютную работу. Подумай. Время у нас есть. Пока мы не придем к соглашению, эта ночь не закончится. Но не тяни. Если мне надоест твое раздумье, я встану и пойду искать другого работника, более расторопного. А для тебя, возможно, эта ночь так и не закончится никогда. Так и будешь сидеть у костра. Итак?

– Я хочу знать, на кого буду работать. Друг ты или враг.

– Лишнее. Впрочем, узнаешь, в свое время. Узнаешь все: что добыть, куда принести, будешь узнавать все по мере выполнения дела. Просто верь внутреннему голосу, он придет к тебе, сам поймешь, что делать. Так чего же ты хочешь за по-настоящему большую работу? Такое предлагается однажды, на краю пропасти и вечности одновременно. И этот миг настал. За что ты сделал бы все, то угодно?

– Назови свое имя. Я просто хочу знать, кому отвечаю.

– Справедливо. Мое имя – Оохр. Не трудись себя называть, я знаю тебя. И пришел именно к тебе. Не просто так… – Оохр поднял палец с длинным ногтем. – Дело давай. Чего бы ты хотел?

– Ты настолько могущественен… Оохр? Можешь все? Или просто килограмм лапши сварить – для ушей? Сомневаюсь я.

– А ты не сомневайся. Я тебе даже скидку небольшую дам, аванс, что ли… Вся эта группа скоро погибнет. Или почти вся – это уж твое дело. Судьбы всех здесь уже записаны в вечности, обречен каждый из вас. Бармен вам работу дал, так? Точнее – тебе и на ушко, эти олухи за мелочевкой идут, так? «Кровавый янтарь»! Это очень дорогая и опасная вещь. И вы все погибнете из-за нее. Ты, вероятно, не знаешь, но этот артефакт не просто привлекает кровососов. Долгая история, в общем. Бармен тебе дал рецепт, сказал, что нужно делать и как подготовить кровь, мозг… но он не сказал тебе, что «Кровавый янтарь» все равно остается братом по крови всем кровососам, он зовет их, будучи смертельно раненым, так ему все время кажется. И они приходят, снова и снова.

Ночной гость как-то зачмокал от удовольствия, будто смакуя кровь предстоящей бойни. Валуй ошарашенно молчал. Он ранее кое-что знал об этом артефакте, что тот навлекает гнев Зоны, а тут приходит некто из темноты и раскладывает по полочкам то, что не знает самый опытный охотник… Нет, известно, что эта штука привлекает кровососов, но почему это происходит – Валуй узнал только что. А еще узнал, что – обречен.

Оохр следил за лицом сталкера, его шрамы, казалось, то углублялись, то разглаживались. Потом он, видимо, решив, что момент переваривания дурных новостей миновал, спросил еще раз:

– Ну что? Есть у будущего покойника желание поработать? Сыграть со мной и Зоной?

Валуй принял решение.

– Я хочу… – он замялся, потом будто торопясь, выпалил: – вечности.

– О! Понимаю. – Оохр подался в его сторону, вытянув палец в сторону сталкера, завязка рукава плаща стала тлеть в пламени костра. – Трудный, долгий поход. Семьи нет, друзей… – он поглядел на спящих – тоже скоро не останется. Жизнь капает, груз убиенных волочится… выжить, пережить последнего, кто тебя помнит, очистить память. Понимаю! Да, это хорошая цена! Не прогадал! Сформулируй только более конкретно, а то вдруг Зона превратит тебя в вечное дерьмо тушкана… – Оохр засмеялся. Потом его изувеченное лицо сделалось серьезным до комичности. – Это тебе мой второй жест доброй воли, как компаньону, мы ведь теперь точно договоримся, так?

– Я хочу оставаться живым. И я хочу жить в вечности, чтобы мне открылись закрытые места, хочу не стареть, не умирать.

– А как насчет тайн и загадок? Все вы, люди, это любите до чертиков.

– Нет. Я хочу познавать – сам. Вечность – самое идеальное время для этого. И еще, знаешь… Никаких таких штучек типа смерти и пафоса: вот тебе и вечность. Я хочу оставаться именно живым и здоровым.

– Банальное и интересное желание одновременно. Ты хочешь при этом больше не зарабатывать себе на жизнь, никого не предавать, никого не убивать… странная форма раскаяния, но кто вас, людей, поймет! Даже нет, это не раскаяние, а, пожалуй, глушение совести. Точнее – затыкание. Сжать ее рукой за горло, чтобы со временем никто из живых не мог тебе бросить в лицо презрение и ненависть. Пережить всех, кому должен и переживать всех, перед кем могут открыться новые долги. А сам-то ты сдюжишь? Как насчет совести?

– Заберешь ее себе, даром. Какая работа?

– Очень простая. Ты действительно сваришь «Кровавый янтарь». Но не для Бармена, а для меня. Отделаешься от этих… – Оохр показал на спящих. – Потом принесешь туда, куда я тебе скажу. Ты хотел ведь закрытых мест? Вот, там все и свершится. Это будет мой третий подарок тебе, как союзнику. Заказ Бармен аннулирует, тебе же, вероятно, не придется ничего объяснять. Ты выжил чудом. Главное – чтобы на тебя дурного люди не подумали, но в этих делах ты умница, придумаешь что-нибудь. Не впервой. Опыт у тебя есть.

– Я не хочу! – яростно прохрипел Валуй. – Не хочу больше о них помнить! Это больно, даже если я и убивал кого, пусть он и слабак, и слишком благородный для сталкера… тупое слово, выдуманное слабыми говнюками, чтобы не перерезать друг друга – я помню их, хотя приговаривал всех с легким сердцем. Выживает сильнейший и хитрейший. Но почему-то иногда они мне снятся. А эти живы еще и снятся прямо сейчас, до того, что с ними случится. Это перебор, слышишь… как там тебя… Оохр! Не хочу!

– Да будет так. Все инструкции ты будешь получать по ходу дела. Просто слушай голос внутри себя, он все тебе скажет. Или я сам появлюсь снова, в крайнем случае. Ты не останешься один, даже когда все умрут и обратятся в пепел. ДАЖЕ КОГДА ВСЕ ВОКРУГ СТАНЕТ ПЕПЛОМ – ТЫ НЕ ОСТАНЕШЬСЯ ОДИН! Согласен?

Все вокруг стихло. Валуй почувствовал, что вся Зона умолкла, сущее ждало ответа. Тишина могла продолжаться сколько угодно, все сердца остановились, время замерло. Каждая проливаемая капля крови замерла в воздухе. Каждая пуля застыла в пространстве, остывая. Будто далекий облегченный выдох – когда мир снова тронулся, скрипнув кровавыми колесами по своему миллиарду рельсов – сопроводил его окончательный ответ:

– Согласен.

7.

В ту самую минуту, когда Валуй полз на четвереньках к видневшемуся сараю, разрезая телом толстый ковер пепла надвое, кашляя и задыхаясь, Кремень в каком-то полукилометре от него не меньше страдал и от выброса, и от гари. Жуткий запах лесного пожара душил его, рвал легкие когтями. Тоже выбросил бесполезный противогаз. Тоже повязал платок и потерял его при падении. Когда он переступил ту грань, что отделяла Долину Пепла от знакомых и открытых человеку мест, он буквально был раздавлен обрушившимся на него ударом, будто в его голову вонзился раскаленный топор. Сталкер брел, еле переставляя ноги, обхватив голову, из носа его текла кровь, обрубок руки онемел, мир перед глазами качался, то окрашиваясь красным, то темнея, то распадаясь на миллионы черно-белых жучков, которые еще через миг слипались в новую картинку. Пару раз ему показалось, что он разорвал толстую тлеющую черную паутину, даже не хотелось думать, чью. Однажды он споткнулся, больно упал и не хотел подыматься…И – тут же снова ощутил себя идущим, даже – бегущим, хотя не помнил, как подымался, как перешел на бег, провал в памяти никак не был объяснен, собственно разуму было все равно, он терял позиции одну за другой, явственно поддерживались только две мысли: не упасть и двигаться в заданном направлении.

Дорога, отпечатанная в… как назвать эту ипостась разума?.. внутри мозга, видимая духом, внутренним зрением… Дорога виднелась даже под пеплом, проходя через упавшие стволы… пару раз Володьке явственно показалось, что он ступил на самый край… чего-то, переступив, возможно глубочайшую расщелину… пропасть, скрытую в пепле. В самом деле, неизвестно, какие ямы скрывает пепел… может и к лучшему, что он не видит земли… идет по облакам что ли. По облакам пепла. А над ними – еще облака пепла. И все время сыплется пепел. А еще над ними… теми верхними облаками… ведь где-то должен быть огонь, раз берется пепел? Где же – в небе или в преисподней? И сколько этажей у этого ада? Огонь? Да! Огонь! Он уже видел это! Огненная сфера, метров пяти в диаметре! Прямо перед ним, между двумя огромными камнями!

Сильно ободрав плечо о пепельную кору дерева, он упал и пополз… может быть это его и спасло, что он вошел в сферу низом. Когда человек, наконец, попал внутрь этой сферы, будто пронзив собой его стенку, почти нереальную, как раскаленный мыльный пузырь, тут же почувствовал как затрещали волосы, а потом начала тлеть одежда. Теряя сознание, он был уверен, что это уж точно наверняка. Еще один раз воскресать, наверное, уже не имело смысла. И просто не было на это сил. И пришла тьма. В ней зажглись огоньки. Володя Кремень с трудом приподнялся на локте – в реальности или в обморочном мире – и тогда… вдруг вспомнил все, что ускользало все это время, как костер, который никак не удавалось зажечь и он снова становился пеплом и дымом. А теперь он вспыхнул ярко и уверенно.

Да. Он вспомнил.

Кремень снова был внутри огромного огненного шара. Как тогда, на… на Сгоревшем хуторе. Да нет же, это и есть… тогда. Он будто смотрит в свое прошлое, не хватает только кресла, попкорна, ну, возможно еще пивка и огнетушителя, чтобы потушить куртку… А так фильм очень даже ничего. Любой фильм ничего – когда ты в главной роли. Говорят, что лишь однажды может посмотреть на себя со стороны, перед тем как… тут пелену и пространство разодрало, будто невидимая рука схватила Володьку за грудки… нет, не за одежду, а прямо нырнув под грудину – за душу… и рывком дернула вперед, вонзив в собственное тело, все еще стоявшее на ногах. Там, на Сгоревшем.

Чувство было необыкновенное, полное раздвоение личности, пространства, времени. Он, сталкер, каких сотни, стоял сейчас на Сгоревшем, лежал в Долине Пепла и одновременно и там, и здесь перед ним была эта фигура… вроде как давний знакомый, только бы вспомнить, кто…

В какой-то момент ощущения Долины Пепла стали ярче.

– Хорошее у тебя прозвище. Кремень. Кремень рождает огонь. Кремень стоек, несмотря ни на что. Я знал, что ты дойдешь. Хотя и сомневался, было дело. И именно поэтому взял это.

Расплывшаяся фигура помахала ему, Кремню. Почти безучастно он смотрел на собственную кисть, приветственно покачивающуюся в воздухе. Плавно она переходила… в руку? Скорее просто назвать ЭТО конечностью. Нечто щупальцевидное, будто состоящее из огненной дымки, как и существо, обращавшееся к нему. Форму существа определить было невозможно и только Кремень напряг голову, чтобы осмыслить увиденное – Оно тут же приняло облик его самого. Вернее, наполовину это был Кремень, наполовину – небольшой огненный вихрь, будто танцевавший над угольно черной землей в угольно-черной тьме, только раскаленные искры пробегали по шаровидной поверхности пузыря. И лицо «другого Кремня» было каким-то… слишком правильным. Ровные очертания, скул, правильный овал… не его лицо!

Кремень замахал руками. Фигура тут же изменила облик. Теперь это был просто незнакомый полупризрачный сверхчеловек в огненном вихре. Супермен, сто лет ему здоровья, нахрен!

– Кто ты? – Кремень, несмотря на раны и полуобморочное состояние все-таки почувствовал какую-то неловкость, ну, будто он говорит с очень знакомым человеком и вдруг забыл его имя. Он сейчас жизнь был готов отдать за флягу воды.

– Не трать силы. Просто вспоминай. Да, вода… ты заслужил.

Даже пепельный свет, появляясь в полной темноте имеет эффект вспышки… Кремень зажмурился. Он сидит у источника между камней, небольшой родничок. Круг земли, поросшей травой. А за огненной прозрачной «пленкой» – снова тот скорбный мир: падающий пепел, огромные камни и деревья, огромные стволы, уходящие вверх – в облака. И… ему показалось? Деревья будто вибрируют или как это назвать? Как кинопленка… Вместо вопроса он просто зачерпнул воду расцарапанными ладонями, покрытыми пеплом, и стал пить. Долго и жадно. Вода возвращала тело в мир боли, но вместе с ней возвращались и воспоминания.

Долина Пепла уступила место сущностям и времени Сгоревшего. Это случилось так просто, как будто на экране возник новый слайд. Щелк! И тут же – другой мир. Ничего особенного. Просто кусок воспоминаний, временно забытый из-за шока.

Он стоит внутри такого же огненного шара на Сгоревшем. Тот возник вокруг него, едва раздался тот громогласный голос в голове:

– Мир тебе, еще одна мятущаяся душа!

Кабаны, оцепеневшие от страха, наблюдали за тем, как их добычу скрыла огненная прозрачная стена, а затем тот же голос приказал им:

– Убирайтесь вон! Бегите прочь и не оглядывайтесь.

Это не был русский и вообще не человеческий язык. Есть способ передачи мысли, доступный любому живому существу, каждое из них понимает его в нужной ему самому форме. Только один кабан, вожак, замешкался, не в силах просто так отказаться от желания разорвать ускользнувшую жертву в клочья, растоптать копытами ее тело и насытить свою ярость, уносившую каплю жизни с каждой каплей слюны… Тут же вожак вспыхнул как свеча, огонь, казалось, пожирал его изнутри, все жидкости стали горючими и огонь испепелял плоть, пожирая ярость зверя, кожа лопалась, изрыгая струи дыма и языки белого пламени.

Через секунду от вожака осталась только обугленная масса, так и застывшая в форме кабаньего тела… а еще через миг пепельные ноги подломились и сильный яростный мутант, абсолютный владыка стаи рассыпался в прах. Налетевший из ниоткуда вихрь унес пепел, казалось издавая тот же, застрявший в ушах визг, полный боли и ярости… Вслед за этим стадо – уже не хищная единая стая, а просто стадо – сорвалось с места и побежало прочь от Сгоревшего хутора. Оно бежало и бежало, не оглядываясь, звери падали и поднимались, пока не пересекли границу другого мира, скрытую на закрытых территориях, мира бесплодного и холодного, тягучего, своей средой плотного как смола. Перед тем, как задохнуться подобно мошкам в капле будущего янтаря, кабаны вдруг почувствовали, что ярость и боль ушли. В следующий момент их тела застыли в пространстве. А еще через некоторое время оно будто растворило их. Ярость насытилась.

– Человек! Зачем ты пришел сюда?

Кремень мотнул головой. С ним кто-то говорит? Он обвел глазами огненный шар. Фигура, будто состоящая из почти прозрачного и очень горячего, наверняка, пламени, глядела прямо на него. Если это и глюк, то очень реальный. Для смерти даже несколько экзотичный.

– Я искал спасения.

– Здесь?

– Так получилось. Стадо загнало меня сюда. Кабаны… я думал, что схожу с ума.

– Да, многие вещи сейчас переходят грани, человек. Как ты. Как эти кабаны – разве им было позволено иметь то, что им не принадлежит? Твари начинают залезать в мысли чужие им, миры соприкоснулись, частично провалившись друг в друга. Вы называете это Зоной. Она везде. И даже здесь в граничном мире. Я называю это Хаосом. Так не должно быть. И мы сейчас не должны разговаривать с тобой.

– Кто ты? Ты убьешь меня?

– Разве стоит говорить с тем, кого надо просто убить? Ты стал частью одного… дела. Не знаю, как сказать точнее, будто осколок судьбы откололся и оказался не в тех руках. Так уж получилось, что ты – именно тот, кто может положить… как это… последнюю соломинку на спину верблюду. Ты, ведь, связан с другим человеком… известным тебе как Валуй?

– Да, я знаю его. Он…

– Он предал тебя и бросил умирать. Но ты не умер и теперь Валуй тебе должен. Даже нет, ты вправе спросить с него долг. Сейчас он держит путь в мир, закрытый от людей, Долина Пепла… говорит тебе что-нибудь?

– Слышал, но очень мало.

– Я расскажу тебе о ней, если ты туда сможешь попасть, сможешь дойти. Я не могу достойно помогать тебе здесь, в твоем мире, но смогу помочь тебе там… правда мне кое-что понадобится. Видишь ли, в вашем мире я бестелесен, но могу обрести некоторую телесную сущность, частично – в том граничном Хаосе, часть которого и Долина Пепла. Но ты должен согласиться на кое-что. Первое: я помогаю тебе найти этого Валуя. Но ты помогаешь мне. Я не знаю пока, что нужно делать, никто не знает. Но это часть сделки. Тебе понадобится один артефакт… я тебе его смогу дать. Но для того, чтобы просто это сделать, мне нужно кое-что лично от тебя. Часть тебя.

– Что именно?

– Твоя рука. В предстоящем пути тебе точно понадобится помощь. Я смогу тебе помочь и тогда смогу передать тебе артефакт. Твое решение?

Фигура, стоявшая… точнее парившая в огненном вихре неподвижно, будто нагнулась к нему, лицу стало горячо, затрещали брови. Собеседник ждал ответа. Сам того не понимая, Кремень помимо своей воли сказал:

– Согласен.

Огненный человек снова принял прежнее положение. Валуй безучастно наблюдал, как поднимает свою правую руку, как огненный язык будто плазменной горелкой немедленно отхватил его пятерню, которая тут же заняла место на конце самого вихря. Боли не было… пока. Пальцы чужой теперь руки шевельнулись. Кажется, на лице собеседника отразилось облегчение.

– Извини, иначе никак. Я просто не могу отдать тебе артефакт, без вреда для тебя самого, мои… прежние руки просто испепелят тебя на месте. Теперь мы связаны. И твой путь известен. Все решится в Долине Пепла. Там мы продолжим разговор. Возьми артефакт. Он называется… никак пока, его пока не находили люди и вряд ли найдут когда-нибудь. Назови – как хочешь. Дай мне твою другую руку.

Другая рука Кремня поднялась с некоторой опаской. А ну как он и эту… Две руки одного человека, принадлежащие теперь разным существам, встретились в огненном пространстве. С одной ладони на другую скользнул огненный клубок, вращаясь и пульсируя, принимая разные формы, одну за другой… Кремень понял, что медлить нельзя, эта штука сейчас проделает в его оставшейся ладони аккуратную обожженную дыру. Оно похоже на…

– «Серп!»

Артефакт ровно и осторожно лег на ладонь. Холодный. Тяжелый. Очень острая внутренняя кромка, которая не порежет, пока ей не прикажут… Откуда эти мысли? Наверное, назови он его «Солнцем» – тут же был бы испепелен на месте. Однако так не назвал и сунул артефакт в карман куртки.

– Я не сказал бы лучше. Серп! Теперь иди. Нам нужно торопиться. Что тебе делать – ты будешь знать, когда очнешься. На дереве рядом… я перенес тебе небольшой подарок из мира, который частично соприкоснулся с Долиной Пепла… на дереве ты найдешь кое-что полезное для себя. Все, иди.

– Еще вопрос. Как твое имя?

– Меня зовут Фарг. И я не добрый, не обманывайся.

Воспоминание померкло. Оба человека – Кремень и Валуй – в одном и том же Хаосе, в Долине Пепла одновременно лишились чувств, в полукилометре друг от друга. Меньше всего это забытье напоминало сон, казалось, что засыпая в одном мире, вдруг просыпаешься где-то еще… или просто мир становится другим, просто перевертывается огромная страница, закрывая прошлое.

8.

Валую снилось мало. Бесконечное поле пепла. Из него вставало солнце и в него же садилось. И ликом Солнца было лицо Оохра. К моменту пробуждения Валуй не помнил этого сна. Он помнил только обрывок фразы:

– … и мысли, и мечта.

Он потер глаза, прислонился к черным бревнам спиной и стал ждать, глядя на оседающий за кругом пепел. Время расплаты пришло. Оохр, Хозяин… глупость какая… должен ему кое-что. Пора рассчитаться. Валуй готов.

9.

Кремень будто и не засыпал. Его голова свесилась на грудь, тело погрузилось в расслабленную негу, но сон настолько был похож на ту картинку вокруг, что, казалось, Володька спит с открытыми глазами… Впрочем, на самом деле глаза были закрыты, он действительно спал. И видел сон. Но ему снилось, что он по-прежнему в огненном шаре, в Долине Пепла. Что пришел Фарг.
А, может, он и в самом деле пришел?

– Вот ты и добрался. Теперь скоро. – Фарг застыл в своем вихре напротив.

– Что это за место? Почему я проморгал выброс? Почему он никак не кончится?

– Он и не должен кончаться. Здесь обычная погода – то, что вы называете выбросом. А выброс здесь – наоборот, привычная тебе среда. Поэтому вся надежда на это время. Ничему не удивляйся и нигде не задерживайся. Остался только один бросок. Оохр совсем рядом. А значит и твой враг.

– Валуй? И кто такой этот… Оохр?

– Владыка бюреров. Сложно сказать, живой ли в том понимании, которое вы, люди, вкладываете в это слово. Оохр означает «Владеющий истиной». Он ментальный и физический властитель бюреров, телепат… но его могущество кое-где ограничено. Поэтому ему и понадобился Валуй. Как и мне – ты. Оохр мне не враг, но сейчас мне приходится занимать место его врага. Иначе быть страшной беде. Судьба мира зависит от этого. И, возможно, не одного.

– Можно без всей этой хрени? На новичка это произведет впечатление, на меня тоже отчасти произвело бы, будь я поцелее… давай только без охов и восклицаний.

– Когда произошел Сдвиг… вам это событие известно как Взрыв, приведший к образованию Зоны… тогда некоторые миры оказались расколоты. Их части провалились друг в друга, образовав аномалии. Некоторые существа оказались выброшенными в другие миры и тут же погибли, некоторые обрели возможность проникать в неизвестное и не погибать при этом. Не спрашивай меня, как, это слишком серьезное знание, оно в твоих руках может быть опасно. Одно точно: не все существа являются мутантами… точнее, не все произошли от созданий, известных вам. Это долгая история и пока об этом хватит. Миры, провалившись частично, некоторыми другими своими частями «сдвинулись», то есть – как бы провалились не до конца. Вот взять Долину Пепла. Ты, возможно, заметил, что тут все время идет пепел оттуда, сверху? Так вот, это горят деревья, обычные земные деревья! Здесь, правда, они несколько перерастают свои обычные размеры, хотя скорее подошел бы термин «проецируются более крупными». Эти высокие деревья горят в раскаленных верхних слоях облаков. Но поскольку тот кусок леса, что ты все время видишь, «недопровалился», то он переместился, слился с этим миром только частично. Этот мир – пустой и безжизненный, раскаленные солнцем облака здесь низки, как раз на уровне крон высоких деревьев… только они смогли переместиться, деревья, все остальное погибло в переходе в Хаос. И вот эти деревья сгорают в этих огненно-пепельных облаках, сверху которых ярчайшее горячее солнце, гибельное для всего привычного тебе живого. Этот жар не достигает поверхности земли… это, все же, аномалия! А потом… как тебе объяснить… деревья, пока еще полностью не принадлежащие этому миру, миг спустя снова «недопроваливаются» сюда и снова сгорают, оседая пеплом, потом это происходит снова и снова, миг за мигом, каждое мгновение. Деревья не могут сгореть в мире, которому принадлежат – огня, что жжет их – там нет, но они сгорают здесь, снова и снова попадая сюда, поэтому тебе и кажется, что они мерцают. Кадры сливаются в фильм перед твоими глазами, ты можешь даже потрогать деревья… каждый миг новые. Поэтому тут всегда идет пепел – вроде вашего снега. А сгореть полностью деревья теперь тоже не могут, они все время будто переписываются заново, переписываются тем, что вы называете ноосферой, в общем, не забивай себе голову.

– Как же здесь существует Оохр, ты, я, Валуй?

– Ну, ты сам мог глотнуть местного воздуха, погулять при местной погоде, так что примерно знаешь. Мы все под облаками, частично защищающими нас от жара, но долго не протянем… нам сам Хаос не позволит… точнее – вам. Поэтому приходится как-то защищаться от местных условий. Валуй сейчас тоже в круге защиты Оохра, а сам Оохр – пока в своем мире. Я рядом с тобой и защищаю тебя. Ты – мой… подопечный, так назовем. Валуй – подопечный Оохра. Но скоро будет выброс, все ненадолго успокоится и тогда мы выйдем из своих кругов. Время будет очень дорого, учти.

– Из-за чего все это? Или просто понты крутых существ?

– Не просто. И не трать время на словесный мусор, понятий «понты» и «крутые» никто кроме вас, людей, не принимает, они чужды естеству. Выкинь этот мусор из головы, мой тебе совет. По делу.  Ни я, ни Оохр не можем никак материально повлиять на ваш мир или на этот. Мы движемся в них призраками, не можем просто зачерпнуть кружку воды или взять камень. Мне удалось получить твою руку, но и это было непросто. Смотри, это ведь было недаром!

Чернота вокруг огненного шара в тот же миг будто превратилась в экран сферического кинотеатра. Кремень увидел себя, спотыкающегося в слое пепла, вот он наткнулся на какой-то камень и покатился по земле, упал. Силы оставили его. Вдох, еще вдох – пепел стал забивать рот, тело свело конвульсиями… возникший огненный вихрь разметал пепел, обнажив каменистый потрескавшийся черный каменный массив, рука на конце одного из протуберанцев схватила Кремня за рюкзак, дернула, подняв над землей, потащила, пока ноги сами не вошли в ритм бега… потом вихрь исчез, Кремень бежал уже сам. Он отлично помнил этот момент: падение… потом снова бег, будто провал в памяти.

Видение исчезло. Сказать было нечего. В этой ослепляющей и бессмысленной гонке Володя был просто орудием, беговой крысой. Его подкармливали и помогали встать. Интересно, что за сыр в мышеловке, которая в конце пути… И ведь обратной дороги нет – пришло понимание. Ее и не было, и быть не могло. Рассудок всегда опаздывает, его ноги вечно в мозолях эмоций. Фарг выбрал крысу правильно. Как, наверняка, и Оохр. Но слаба сейчас крыса Кремень, слаба… Тем не менее, Фарг продолжал.

– Оохр не может получить нужный ему артефакт, который называется «кровавый янтарь» и за которым вы все на самом деле шли. Он физически не может его взять, потому что бестелесен. Но здесь, в Хаосе, частоты миров постоянно становятся кратными, когда миры соприкасаются, соответственно – периодически совпадают частоты пульсаций организмов и физический контакт становится возможным, он может получить артефакт от Валуя, которого выбрал своим орудием, Валуй доставит «кровавый янтарь» Охру и передаст его здесь, в Долине Пепла. Таков план Оохра, мне теперь это ясно. Ваша группа была обречена с самого начала, боюсь, даже Бармен это знал, когда давал такое задание. Но уж очень дорог этот артефакт. За него так же режут глотки, как и за крупные алмазы, только этот камушек куда как страшнее. Видишь ли, в мире Оохра у бюреров есть враг – кровосос. Враг смертельный и яростный. Вы считаете оба создания недоумками, мутантами, выродками. Это совсем не так. Те перерожденцы в вашем мире и впрямь не особо блещут, им приходится больше заботиться о пропитании, это чуждая среда, их мозг изменился при адаптации, утратив многое… кроме инстинктов, но в том мире они гораздо могущественнее и умнее. Борьба идет много земных годичных циклов, но после Сдвига открылись возможности, ранее невиданные. К ним тоже пришла Зона, а они смогли прийти в ваш мир. Бюреры создали у себя несколько огромных и сильных аномальных ловушек, а теперь Оохр почти получил «кровавый янтарь». Приманку. По последним данным даже два. Это наверняка даст ему возможность приманить и убить всех кровососов в том мире.

– Я так понимаю, ты хочешь спасти кровососов? То есть тех, кто убивает людей, да? И думаешь, что я добровольно помогу тебе сохранить жизни этим тварям? Да я лучше…

Кремень выхватил из кармана Серп. Он полыхнул ледяным огнем и выпал из руки. Точнее, руку свело судорогой, артефакт упал на землю, пылая, казалось, гневом… или отражением окружавшего огня. И будто отпрянул от человека, подкатившись к огненной фигуре Фарга.

– Глупо. – Фарг был мрачен. Подтолкнув по воздуху Серп Кремню, продолжил: – Глупо! Ты думаешь, если вместо одного кровососа придут три бюрера – будет лучше? Бюреры постепенно осваивают Зону, а люди этого и не знают. Бюреры научились сами «недопроваливаться», существуя какое-то время внутри невидимого для людей подпространства, которое расширяют, медленно, но упорно. А если работа ускорится? А если они научатся не терять навыки при переходе? Вся Зона попадет под их Купол, а может быть и вся ваша реальность планеты, тогда они смогут совершенно безнаказанно жрать вас, их дичь, в любом месте и в любое время. А Зона еще и сама по себе расширяется. Ну что, все еще хочешь ускорить ваш конец? Будем помогать бюрерам истребить кровососов? Или сохраним равновесие?

Володя ошарашено молчал. Осторожно снова взял Серп в руку, по тому пробежала ледяная искра. Артефакт будто успокоился и больше не старался вырваться. Сталкер вопросительно поглядел на собеседника.

– Серп поможет тебе в нужный час. Он открыл границу, Рубеж этого мира, для этого Серп и был создан. Ты перешагнул эту границу. Он же и закроет Рубеж. А вот в какой момент… пока мы не знаем. Это и решится. Очень скоро. Я чувствую, как солнце этого мира останавливается само и останавливается его огненная ярость. Сейчас будет нечто, тебе стоит это увидеть!

Стены сферы вновь обрели прозрачность, было такое впечатление, будто неожиданно уходит гроза… Темное пространство, наполненное падающим пеплом, становилось все более светлым, затем облака прорвались мощными потоками света, излившимися огромными столбами в эту безжизненную пустыню. Затем стих грохот выброса и наступила полная тишина. Прорехи в тучах становились все больше, пожирая облака, затем глаза резануло пронзительно голубое небо, даже с фиолетовым оттенком, как на больших высотах, пятна света на земле сливались, окрашивая кору древесных стволов в привычный земной цвет. Пепел, вездесущий пепел – таял, как снег в раскаленном котле! Его уровень понизился так резко, что Кремень ожидал, что из появившихся трещин в камне непременно хлынет кровь местной земли… нефть, кислота, просто черная вода. Но ничего не было, просто пепел испарился, многие десятки метров его, засыпавшие трещины, долины между выступавшими камнями – все кануло в ничто, обнажив картину, снова пробуждающую какой-то сон… Огромная расщелина между иссеченных скал, будто рассекавшая скальную породу, как будто огромная рана от удара меча…

– Скорее, вставай! Просыпайся! Иди! Беги! Время – жизнь!

Сложно сказать, что изменилось. Володьке показалось, что просто исчез Фарг, оставив свой голос в голове. На самом деле он даже не почувствовал, как открыл глаза, просыпаясь. Сон перетек в явь точно так же, как до этого явь вошла в его сон. Огненная сфера исчезла, человек стоял на уступе скалы, высотой в метр. Ему нужно было туда, вниз. Не раздумывая, он спрыгнул на каменное ложе расщелины-«шрама», как тут же его поразило чувство дежа вю: он идет по редкой пожухлой черной траве, будто выросшей в одно мгновение одновременно с выбросом, проход идет между двух огромных скал, которые становятся все ближе и ближе. Затем трава под ногами потемнела, трещина завибрировала, будто под ней пульсировало чудовищное сердце или гигантский мозг – «уух!», «уух!»… Спустившись вниз, Кремень огляделся: вокруг громоздились высокие стенки впадины, похожей на кратер вулкана, будто выходящего прямо в провал земной поверхности… жутковато: ни тебе гор лавы, ни вообще каких-либо возвышений, просто свищ, провал в земле. Наверное, если вдруг встать в самую середину, на тот пепел, которым еще недавно была засыпана эта уродливая впадина – можно было бы падать и падать, а пепел засыпал бы за человеком все следы падения. И неважно, в ад ли проваливаешься… может быть, это вечное падение и должно быть таким. Будто застыл среди океана пепла песчинкой, каплей крови в море масла. Странные мысли. Почему-то пришел на ум образ тех бешеных кабанов: показалось, что их тела распростерты в жадном, плотном как смола, пространстве чужого мира – чудовищные мошки в море янтаря. А потом – хрясь! Только взбаламученная и затягивающаяся янтарная толща. И капельки крови.

Кремень мотнул головой, отгоняя наваждение. Нет времени на глюки. В центре кратера неведомого вулкана вокруг центрального свища виднелись несколько огромных вывернутых пластов земли, закрученных в гигантские «рога», между этих рогов виднелось красноватое свечение, причиняющее боль – голова начинала буквально раскалываться при одном взгляде в ту сторону. Все его существо подсказывало – этот свищ, провал – смерть всего, что только может появиться среди этих сдвинутых осколков миров, смерть всем сдвинутым, рискнувшим попасть сюда. А то, что было в его центре – великая сила и великая боль.

Человек огляделся. С краю, под самой стенкой кратера стояла небольшая хижина, сложенная из камней. И костей. В этой кладке не было разделения, камни, мутанты и люди составляли ее примерно в равной степени. Черепа пялились пустыми глазницами на чудовищное зрелище, в их глубине плясали красно-черные тени. Кремень подошел к этой хижине, его тень, отброшенная от тускнеющего солнца пала на занавесь, сплетенную из тонких кожаных ремешков, обрывков растений, каких-то стеблей тонких лиан. Та вдруг резко отдернулась, со звуком рвущейся кожи. Тьма звала его.

Володя Кремень вошел в эту тьму.

Снаружи вновь посыпались крупные серые хлопья и черная гарь. Запах горящей древесины наполнил воздух… хотя никто его теперь не мог почуять. Через земной час ничто не наводило на мысли на то, что на месте кратера, а теперь – этой возникшей поляны среди обгорелых гигантских стволов деревьев есть что-то, кроме ровного быстро растущего ковра пепла.

10.

Бодрствование длилось недолго, постоянный серый слабый свет, монотонно падающий пепел… напрягал разве что этот неведомый темный зверь в сарае… если, конечно он тоже не приснился… «мало мяса… ночь скоро»… ересь какая-то. Хозяин этот…. тьфу…. заказчик… не торопится, гнида, заставляет ждать себя… Ничего, Валуй подождет, не таких обламывал… Пивка бы сейчас… с вареными раками, укропом, картошечкой… пару холодненьких… набережная, пивная на бетонном пятаке Припяти, лесенка вниз, танцплощадка, аккурат напротив парка и Горсовета… чушь, там же фон… эта тварь еще… в воде… там же… там… да, в воде… окунуться бы… так ведь…

Удар в грудину ботинком пришелся на выдохе, Валую сначала показалось, что в него тайком засунули и затем надули огромный воздушный шар, а потом обрушили на грудную клетку дом. Он упал, хватая воздух ртом и по большому счету второй удар – в живот – помог ему, наконец, выдохнуть, чтобы снова вдохнуть и почувствовать ясно как никогда: от земли в сарае отчетливо пахнет кровью и тленом, падалью. Как он раньше этого не чувствовал!

Четыре здоровенные тени закрывали просвет ворот сарая, расплываясь в выступивших слезах. Еще двое стояли рядом с ним, из ослабевших рук вырвали автомат, а затем глухой голос сказал:

– Встать!

Валуй повиновался. В самом деле, лучше слушаться, чем получить за здорово живешь еще один удар, если не пулю. Он подождет. Интересно, кто…

Проморгавшись, он замер. Этих узнаешь безошибочно. Монолитовцы. И сам ужас даже не в этом. Обычные монолитовцы – нормальные ребята, Валуй иногда имел с ними дела… да, с той группы долговцев неплохие трофеи были и сектанты сдержали слово: никто так и не узнал, кто был тем проводником, что завел два квада в засаду. А вот эти…

Все шестеро – высокого роста, гораздо выше среднего, сложение даже под одеждой поражало своей… изломанностью? Необычностью? Лица – будто под кожу добавили стальных пластин, кости черепа стали более массивными, выступающие скулы скошены, надбровные дуги почти прямые, подбородки неестественно мощные, такие и прикладом не раскрошить. Глаза… лучше не смотреть в них. Очень сильны, не качки, конечно, хотя в Зоне вся жизнь – сплошной спорт, но атлетических залов пока не открыто. Говорят, Монолит изменил их тела, сделал нечеловечески сильными, перестроил кости, ткани. Вроде бы, раны у них сами зарастают. Сложно сказать, люди ли это… в общем-то люди, конечно. На какую-то часть.

Это асы. «Ангелы Света» то есть. Особая группа Монолита, что-то вроде Последнего Аргумента. Говорят, их всего семеро, но они стоят семи тысяч. Они посвятили Монолиту не просто себя, тело и душу. Обычный верующий познает, опираясь на ищущий – а значит сомневающийся – Дух. Эти отдали свой Дух, не сомневаясь. И многие монолитовцы, возможно, хотели бы того же, но только Монолит отбирает достойных. Их всегда семь. Они вступают в схватку тогда, когда положение действительно гибельное, когда счет на простых смертных уже не идет. Они всегда выполняют приказ и никогда не берут пленных, без всякого сожаления убивают и своих, если это необходимо. Считается, что если монолитовец не справился с врагом – это кара, позор. Многие проштрафившиеся рядовые фанатики сражаются насмерть и стараются сами умереть от руки аса, бросаясь в гущу врагов. Ибо это честь и Прощение.

Если аса убивают – его место занимает другой. Монолит выбирает себе нового служителя и воина. Независимо от того, служил тот ему раньше или нет. Просто избирает нового адепта, выбора у того никакого.

По крайней мере, они смертны. Пониженный болевой порог, повышенная живучесть… но все-таки смертны. Это вроде бы хорошо. А вот автомат таки отобрали – это плохо. Тем более против их пушек и с ним мало шансов. У тех двоих, что только что схватили Валуя под руки – FN FAL, редкая и страшная штука, один охотник показывал Валую такое оружие. Винтовочный патрон 7,62 мм способен вышибить дверь и проделать сквозную дыру в человеке без шансов на последующее сопротивление или жизнь, старое доброе оружие принципа «попал – победил». У остальных – два G36 и два Абакана. Все оружие будто тихо искрится, вроде как металлическая поверхность покрыта темными кристаллами. Снаряжение – скорее легкое, но, с другой стороны, особый серый монолитовский броник защищает получше тяжелого армейского. Если им требуется защита, конечно. Любой сталкер мечтает о таком, правда носить его стремно: того и гляди или с монолитовцем перепутают или те за своего дезертира примут.

И вот эти люди (люди?) пришли за ним, Валуем. И их шестеро. Павлика снова пробрало смертельным холодом. Он начал понимать, что за вечность обещал ему Хозяин. Шестеро асов ищут седьмого. И после его человеческого конца… Похоже, деньги на счете у Бармена пойдут в счет заведения.

Ему даже в голову не пришло, что Монолит может просто не любить предателей, чья душа подобна пустоте в прожженной дыре. И такая дыра то кидалась в тихую панику, то преисполнялась определенной гордости. Дыра, душа Павлика то взмывала в лучи палящего солнца выше пепельных облаков, то падала в ледяные объятия Великого Потока в бездне под этой злобной и неприветливой каменной землей. Мысли путались, эйфория сменилась сомнением. Между тем, Павлик увидел: его действительно не спешат убивать. Асы выстроились в круг и будто изучали его своими пронзительными взглядами. Тишина была кромешной. Если бы Павлик обращал на это внимание, он заметил бы, что смолк даже грохот выброса снаружи. Просто утихающие зарницы, красные вспышки и пепел. В этой совершенной монолитной тишине, казалось, сгустки пепла издают еле слышимые звуки шуршания, соприкасаясь с частицами оседающего марева гари.

Потом его толкнули в спину и повели.

Двое впереди, двое сзади, двое по бокам. Много чести, однако. Шестеро асов ведут безоружного. Валуй набрался было храбрости выдавить какую-то остроту, но слова немедленно высохли в горле – они пересекли спасительный пепельный круг, в мозг человека тут же ударил пучок раскаленных спиц… но мучители будто не замечали этого, еще раз сильно толкнув его в еле заметный проход между скал, утыканных сверху тлеющими древесными стволами. Затем в горле появилась сильная резь – кажется, он вдохнул какой-то теплый воздух или газ, исходящий из-под пепла – в местах его выбросов то и дело возникали серые фонтанчики. Они шли и шли, потом его прикладом в спину заставили побежать, новый удар заставлял его не терять скорость и не выпускать из виду спины впереди бегущих. Мир стал черно-белым, потом потемнел… в этот момент мощная рука схватила его за шиворот и бросила вниз… точнее, ему показалось, что вниз – он будто провалился и падал в пустоту обморока. Это была небольшая пещера, ее он увидел только изнутри, когда сознание снова подало свой писк болью в голове и новым потоком страха. Но тут же его лицо смочили водой… но он снова вырубился. Очнулся от огня в гортани – спирт не искал каких-то избранных путей и вознамерился заглянуть также и в легкие. Блевать и харкать после спирта – еще то удовольствие. Монолитовцы равнодушно следили за тем, как человек откашлялся чем-то черным и припал к фляге с водой. Ему указали на место в общем кругу. Валуй сел. Бежать все равно некуда, так спасибо и на том: не вяжут, не бросают в угол. Запылал костер, асы после короткой молитвы – слов Павлик так и не понял – на скорую руку стали перекусывать подогретой тушенкой и хлебом. Потом по кругу пошла фляга с уже знакомым спиртом. Приложившись, Валуй осмотрел своих «попутчиков». А ничего, с такими и выпить не грех! Хмель чуть тронул его изнутри, прогоняя остатки страха. Да, это привал, они просто ждут окончания выброса, может быть даже чтобы проводить его к Хозяину. Надо же! Вот кому, оказывается, нужны артефакты! Да, у Монолита есть что попросить и за честность вознаграждения можно не опасаться!

Осмелев, Валуй прервал молчание.

– Ну, это… рад честной компании. А ничего погодка здесь, а? Плюс тридцать у нас-то, а тут и не поймешь! На улице печка, топка настоящая! Изжаришься и кондишн не поможет, будто холод изнутри прет, не дает сгореть, нахрен!

Слова повисли в пустоте. Валуй и не заметил, как с вроде невинных вещей перешел на какое-то явное гонево. «Холод… изнутри…» И сам не понял: к чему бы это.

– Эххх! Сейчас бы мясца жареного а? А как с охотой здесь?

«Никак». Из пустоты пришла мысль. Нет здесь жизни и охоты нет. И дичи нет. Если, конечно, шестерым полулюдям не придет в голову зажарить его самого. Перед его лицом снова возникла фляга. Отхлебнув уже более смело, он затряс головой, нюхнул рукав и выдыхая, зашипел на костер:

– Классссс… – кашлянул и, почти не заискивая, продолжил: – Хороший спиртец! Коньячный?

Молчание. Фляга ушла в другие руки. Потрескивал костер, блики выброса расцветили стены пещерки, отразились на жутких лицах этих истуканов. Вдруг паузу прервал ровный низкий голос кого-то из монолитовцев:

– А Серп где?

Сердце Валуя будто схватила ледяная рука, язык отнялся, ноги стали ватными обрубками. Этот голос будто взрезал тишину острым ножом, а с ней и чувство спокойствия человека.

– Серп появится. Когда он станет нужен.

Дальше помнить было нечего, тело будто охватило оцепенение. Сознание полностью остановилось на углях костра. И так продолжалось бы целую обещанную вечность, но чья-то рука подняла – уже без сильных рывков – Валуя с каменного пола пещеры.

«Идем».

Так сказал не кто-то из сопровождающих, даже не какой-то голос в голове. Просто пришла мысль, даже – приказ всему его естеству. Да, надо идти. Он опустился на четвереньки и взобрался по засыпанному пеплом склону впадины, которая и заканчивалась этим временным пристанищем с низким входом, заметить который мог только очень опытный, бывавший здесь… человек. Сейчас снова под этот слишком долгий выброс. Черт!

Однако, снаружи глаза Павлика буквально залило бело-синим огнем. Проморгавшись, он понял: это солнце! Пепел таял на глазах! Вот из-под его слоя показались камни, потом пепел обнажил глубокие трещины… заглянув в одну Павлик понял – тот смрадный газ исходит оттуда. Что же там такое…

«Хель».

Блин, надо привыкать к этим чертовым знамениям в голове! Он наверняка бы обделался, если бы переварил хоть что-то путное за эти пару прошедших суток.

Между крупных скал между тем показалась узкая каменная полоска, похожая на тропу, сквозь мелкие трещины в ней вдруг полезла тонкая и острая на вид черная трава, на глазах зацвела, полетела пыльца небольшими облачками. Монолитовцы уже шагали по пояс в неведомой флоре, но человеку идти было трудно: стебли будто присасывались к его одежде, рвали ее, пытались обвить щиколотки. Если он упадет… Валуй неуклюже запрыгал, вырывая ноги на добрые полметра вверх. Со стороны, должно быть, уржаться просто! Монолитовцы даже не хмыкнули. Чертовы нелюди! Между тем, трава уже колосилась. А когда они, преодолев узкий естественный мост, заросший той же дрянью и нависавший над огромным ущельем, колоски уже стали осыпаться… Валуй понял: жизнь этой скорбной хищной травки окончена. Ей надо было уложиться в паузу этого синего неба: родиться, прорасти, созреть и просыпаться в каменные щели новой никчемной жизнью – в глубочайшие трещины ада. Почему-то пришла мысль: а вдруг эта травка – самые кончики шерсти чудовища, которое скрывается там, внизу…

«Где Хель».

Да, где Хель. Вдруг эта зверюга сейчас заворочается, разметав камни как стекляшки и немедленно с чудовищным рыком пожрет тех, кто посмел ее разбудить… Махнет лапой, откроется огромная пасть…

Это не лапа и не пасть. Это отдернулся полог из странной ткани – волокна кожи, жилы, стебли растений. Он опять впал в оцепенение что ли, вроде не было никакого полога впереди, только скала, голый камень… Вздохнула земля, качнувшись под ногами. Ух! Потом еще. И еще. Как стук сердца. Мост и его путь окончился провалом входного проема в откуда-то возникшее вдруг жилище, видимо, местного дьявола… На Валуя и его спутников смотрели глазницы жуткой хижины, нависшей на краю пропасти. Камни, человеческие и нечеловеческие черепа были уложены в единую кладку. Их глазницы заливал красноватый свет. Начинался новый долгий выброс, короткое лето черной травы окончено. А может и чья-то жизнь тоже.

Что за глупые мыс…

В следующий момент мощная рука толкнула Валуя в эту темноту.

11.

– ЗАЧЕМ ЗДЕСЬ СПЯЩЕЕ?

Примерно так можно перевести этот образ, на человеческом языке у него нет аналогов, разве что отдаленно подойдет еще – «слепой». Зона, Арья на языке бюреров, Спящим называла людей, всех, независимо от пола и количества. Это слово не имело рода, как не имела рода сама Зона. В большинстве случаев люди принимали за ее волю простые или необычайные стечения обстоятельств, трагические или удачные. Конечно, так или иначе, все Спящие были подвергнуты ее влиянию. То, что они называли ноосферой, было помимо информационной оболочки еще и деятельным, мыслящим началом, частично перемешавшимся с такой же ноосферой других миров… даже не так, это можно сравнить с руками одного тела или частями одного мозга. Но определенно Арья была ревнива и не допускала вмешательства параллельных сил, своих же чужих «я». Однако, Зона была повсюду, не только миры проваливались здесь друг в друга – аномалии существовали в самой ноосфере. Многочисленные осколки, вкрапления чужеродных мыслей, образов, знаний, существенно влияющие на те процессы, которые Спящие называли мутациями – это было больно, если можно представить боль на том уровне, где существует Арья.

Но здесь, в Хаосе, частью которого и была Долина Пепла, все было иначе, здесь Арья была просто игроком, пусть и самым могущественным. Ей приходилось считаться со всеми и подчиняться закону. А главным был Закон Долга. Зуб за зуб, жизнь за жизнь, душу за душу. Конечно, можно считать это некоторой иронией, но только здесь же Оохр мог получить вожделенные артефакты – в мире людей он без изменения «я», при всем своем искушенном Знании, был просто призраком, который телепатически был способен заставить собаку броситься на кабана, а одного человека – пустить пулю в другого. Но была проблема: Оохр не мог физически унести с собой и дохлой мухи. Если же ему пришлось бы перейти в этот мир физически – Арья при переходе внесла бы свои коррективы в его сущность и никто не знает, кем бы он потом вернулся и вернулся ли бы вообще. А вот пограничное состояние перемалываемых, сжигаемых осколков миров, провалившихся друг в друга, давало шанс. Хаос велик в том, что ему все равно и здесь многое можно. Арья и была той тьмой внутри хижины. Это было похоже на сплошное вещество из мыслей, подключавшееся к каждой клеточке любого организма… кроме Оохра. Он сам находился в центре столба красноватого света, людям, возможно, это показалось бы своеобразным «лифтом», в данном случае из мира бюреров. Только посвященные могли использовать Арх, а Оохр и был таким посвященным. И Арх был сейчас в его распоряжении. Оохр был неуязвим для Арья, но человек должен просунуть в Арх руку и отдать ему, наконец, камни. От момента получения заветных «кровавых янтарей» его отделяло совсем немного. Он знал, что делать, торги сейчас начнутся.

– У меня дело со Спящим. Мы заключили сделку. Разбуди его.

– Я ЗНАЮ, ЧТО ОН ТЕБЕ ПРИНЕС. ЧТО ТЫ ДАШЬ ЕМУ ВЗАМЕН?

– Вечность.

– ЭТО СЛИШКОМ МНОГОЗНАЧНО. МОГУ ЛИ Я УЗНАТЬ ОБЕЩАНИЕ ДОСЛОВНО И ЧТО ИМЕННО ХОТЕЛ СПЯЩИЙ?

– Сначала разбуди его. Ты ведь не можешь этого узнать, пока не сделаешь так. – Оохр был совершенно спокоен. Сделка должна быть завершена в любом случае, а над словом «вечность» пусть Арья теперь ломает голову, если та у нее есть. Он свое получит.

Их было трое. Арья, Оохр и Спящий, называемый Валуем. Так, по крайней мере, считали двое из них. Просто потому, что Оохр положился на жадность и подлость человека, а Арья не умела считать. По крайней мере Спящих, когда те еще спали.

– ДА БУДЕТ ТАК! ПРОСНИСЬ, СПЯЩИЙ!

Одновременно на трех ладонях рук рефлекторно дернулись пальцы.

12.

Глаза Валуя распахнулись мгновенно, но разум так и не смог стереть грань между сном, бодрствованием и сумасшествием. Только минуту спустя он вспомнил себя, поход, толчок во тьму… вот оно что! Ощущения были странные, будто его непрерывно поглаживали, покалывали – глубоко под кожей, тьма ощущалась всем телом, будто мельчайшие ее частички проникали внутрь, оставляя свои следы в виде обрывков непонятных мыслей. Откуда-то явилось слово «вечность»… глупое слово, надо было желать поконкретнее. Даже конкретнее задуманного. С другой стороны, продешевить тоже не хотелось. Все-таки, вечности в раю, аду и в Зоне отличаются друг от друга. Ну, значит, поторгуемся. Хозяину ведь нужно то, что у него, Валуя, есть. Взвесим все варианты, пусть покажет товар лицом. Валуй успокоился. Нужно просто еще чуть-чуть подождать. И, да: у него же есть бонус! За второй «кровавый янтарь»!

Из вязкой черноты медленно проявился болезненный столб красноватого свечения, уходящий далеко вниз и вверх… Валуй почувствовал себя крайне некомфортно, к горлу подкатил ком: найти вдруг себя подвешенным в неведомой бездне во все стороны – удовольствие небольшое. Впрочем, падение – извечно людская мания, это ему один ученый рассказывал.

В середине красноватого столба света, прямо напротив него находилось существо. Павлик сразу понял: Хозяин, хотя в разговорах всегда тот представал чем-то призрачным и более похожим на человека. Здесь же он был совершенно телесным, сомнений не было. Здоровенный, почти под два метра, матерый бюрер с пронзительными голубыми глазами, это было заметно даже с этих нескольких метров. На фоне темного лица, изувеченного шрамами, голубые искры выделялись как звезды на небе, взгляд даже не колючий, просто прибивающий к месту. Голова увенчана странной диадемой, судя по цвету – похожей на расплав «золотой рыбки». Человеку даже не сразу в голову пришло, что эта штука-то – на голове бюрера, существа, считавшегося презренным мутантом, который вдруг явил владение каким-то неведомым технологическим знанием… Людям пока не удалось не то что расплавить – просто отделить кусочек от этого артефакта! Плечи украшало массивное ожерелье из черепов кровососов, каким-то образом покрытое лаком или прозрачным полимером – черепа искрились. А на лбу чудовища виднелся огромный шрам, даже рассечение черепа, начинающее затягиваться темной кожей, но, тем не менее, совсем свежее – из-под кожи явственно выпирали края рассеченного фрагмента черепа и под ним вспучивался и опадал мозг, как удары сердца – уух, уух! Валую стало жутко: ужасная физиономия стала размером с большую тарелку, находясь совсем рядом… он сморгнул. Лицо и его владелец снова были в добрых десяти метрах от него. Ф-фу! Чертова телепатия.

Может быть попросить ее в комплекте? Эта мысль вызвала даже смешок, который остался в горле.

Низкий голос зазвучал будто со всех сторон.

– Валуй, меня зовут Оохр. Освежи свою темную память и ты вспомнишь. Это со мной ты заключил сделку. Артефакты с тобой?

– Конечно. Со мной.

– Покажи.

Валуй, предусмотрительно переложивший артефакты в карманы, достал оба и раскрыл ладони. «Кровавый янтарь» засиял во тьме, озарив небольшую хижину изнутри, пространство резко сжалось до каменной полусферы диаметром метров восемь… без единого намека на выход. Еще ему показалось, что здесь есть кто-то еще… но ядовитый отсвет «кровавых янтарей» был настолько нестерпимым, что пришлось спрятать артефакты в кулак. В голосе шумело, казалось, что этот жуткий красный свет обжег глаза… Постепенно тьма снова вытеснила красный туман, затянувший все вокруг.

Непростые камешки, да. Очень непростые. Нужны они этому… Оохру. Он ведь и раньше действительно слышал это имя? Очень нужны. Это очень хорошо.

– Что ты хочешь получить за них, человек? – Оохр возвысил голос.

– Я хочу… вечности. Хочу оставаться в ней живым и хочу познавать ее сам. И еще… я хочу забыть прошлое и… приобрести телепатию, подобную твоей! У меня ведь есть бонус, так?

Выпалив последние слова, Валуй сильно вспотел. Но зато он сказал все. Теперь награда за труды.

– Губа не дура, ставки растут! – Оохр засмеялся. – Ладно, к делу. Мы находимся в особом месте и выйти отсюда сможем только тогда, когда все условия сделки будут выполнены с обеих сторон. Ничто не должно отягощать этого, за соблюдением этого закона, Закона Долга, следит сама Арья, по-вашему – Зона. Она сейчас здесь. Арья! Условия сделки ты знаешь, мы начинаем обмен.

– НАЧИНАЙТЕ.

Этот жуткий громовой голос – Арьи – звучал отовсюду, даже изнутри. Тело завибрировало и отпустило… нет, эта психотерапия начинает утомлять. Надо было еще попросить упаковку феназипама… ха-ха-ха…

– Валуй! Подойди ко мне и положи артефакты в мою руку. Как только они будут в ней – ты получишь право на то, что просишь.

Валуй поднялся и будто поплыл в море тьмы. К Хозяину. К Оохру.

Кремень, безучастно наблюдавший за этим процессом, вдруг поднялся с пола и выпрямился во весь рост:

– СТОЙ, АРЬЯ! ОСТАНОВИ СДЕЛКУ! – Кремню показалось, что от голоса Фарга у него лопается череп.

– Валуй, быстрее! Арья, что происходит? – Оохр шипел, слюна падала в бездну красного света…

Валуй все-таки «доплыл» до Арха, его рука пересекла границу, отделяющую тьму от этого красноватого свечения. Тут же в руку вонзилась страшная боль, огонь побежал по жилам… Валуй разжал ладонь, артефакт выпал и завис в воздухе.

– СЕРП! КРЕМЕНЬ! СЕРП! – голос разрывал мозг. Кремень вытащил из-за пазухи Серп и метнул артефакт – в сторону красного столба света.

Правой рукой.

Все будто происходило вне его желания, вне его разума, но в его теле. Он просто слушался. Рука сама поднялась и метнула Серп – с такой точностью… Он никогда так не бросал правой… Правой? Какого…

Серп, вращаясь, пролетел метры, отделявшие его от Охра и пересек границу Арха, выйдя внутрь в виде здоровенного солдата, судя по экипировке – монолитовца. Кремень никогда не видел ничего подобного. Угловатое лицо, огромные бугры мускулов, мощный нагрудник на черном комбинезоне, на плече автомат. И выжженный полумесяц на лбу этого воина Монолита. Серп сорвал из-за спины Абакан и обрушил приклад на Охра… тот пошатнулся и – вывалился из Арха. Жуткий крик наполнил хижину. Великий Оохр был в Хаосе. Он чувствовал, как его могущество будто кануло, оставшись там, в Архе. В лифте между мирами. И сейчас подлый воин Монолита, отделял его от возвращения домой, от его законной силы и власти. Владыка бюреров не сразу и понял, что Арья уже переписала его сущность, сделав тело более похожим на тех собратьев, что находились в Зоне… Он почувствовал себя слабым и разбитым. А еще, будто, Арья засунула в него свои неисчислимые щупальца… Его рука – теперь уже лапа – сжимала «кровавый янтарь», второй был у монолитовца, отобравшего без единого слова второй артефакт у Валуя. Тот постанывал… или похныкивал у стены – Серп отшвырнул его с такой силой, что в голове человека сейчас шумел искрящийся ураган.

– КТО ТЫ?

Голос Арьи был мягким, но не позволяющим усомниться в могуществе. Он будто проникал сквозь каждую клетку тела, пробегал по каждому нерву. Оценивая существо и решая, как поступить с ним, если…

– Я – ФАРГ! Мое имя – Владимир, прозвище – Кремень. Я ВЗЫВАЮ К ЗАКОНУ ДОЛГА. СДЕЛКА НЕ МОЖЕТ СВЕРШИТЬСЯ! Я пришел за справедливостью.

Кремень, покрывшись холодным потом, все еще ощупывал правую руку. Да… она…. На месте. Как же это? И почему, черт возьми, в его голове этот второй голос?

– Я, ФАРГ, ВОСПОЛЬЗОВАЛСЯ ТЕЛОМ ЭТОГО ЧЕЛОВЕКА, ЧТОБЫ ВЗЫВАТЬ О ДОЛГЕ. ЧЕЛОВЕК НЕ ЗНАЛ ЭТОГО. Я САМ, СЕЙЧАС И ЗДЕСЬ, ПРОШУ У НЕГО ПРОЩЕНИЯ И ВОЗВРАЩАЮ УТЕРЯННОЕ. ПРОШУ ТЕБЯ, АРЬЯ, РАССУДИТЬ ПО СПРАВЕДЛИВОСТИ КАЖДОГО.

– ХОРОШО. А ТЕПЕРЬ ПОКИНЬ ТЕЛО ЧЕЛОВЕКА. ВСЕ СУЩНОСТИ ДОЛЖНЫ БЫТЬ В СВОЕМ ОБЛИЧЬИ.

Слева от Кремня возникла дымчато-огненная фигура Фарга. Монолитовец, Серп, почтительно приложил руку ко лбу.

– О КАКОМ ДОЛГЕ ШЛА РЕЧЬ?

Теперь голос Фарга уже не был таким громогласным. Огненная фигура говорила негромко, уверенно и спокойно, как будто Фарг просто рассказывал что-то у костра…

– Долг жизни. Сделка не может свершиться. – Фарг говорил негромко и торжественно.

– ПОЧЕМУ?

– Посмотри внутрь этого… Валуя и Сама все увидишь. Эти артефакты стоили крови семерых людей. Он знал, что обрек их на смерть.

– Но он и не клялся, что не сделает обратного! – голос Охра тоже стал каким-то серым и незвучным. – Это не может быть частью сделки! Мертвые лишены голоса!

– МЕРТВЫЕ ЛИШЕНЫ ГОЛОСА. КТО ЭТОТ ЧЕЛОВЕК? ВТОРОЙ СПЯЩИЙ, ЗАЧЕМ ОН ЗДЕСЬ?

– Это бывший друг Спящего Валуя, Кремень, он пришел говорить о своем долге. – Фарг поднял руку, указывая: говори – Кремню.

– ГОВОРИ, СПЯЩИЙ КРЕМЕНЬ!

Кремень уже порядком устал от чудес, он просто стоял и слушал. Теперь же слова будто полились из него.

– Валуй был должен всем семерым мертвым и мне. Мы команда, даже если семеро из девяти мертвы. Если мертвые не имеют голоса, то скажу я. Он, Валуй, обманул меня и бросил на верную смерть, меня спасло чудо, которому я не нахожу объяснения. Я пришел за предателем сюда. Валуй должен мне жизнь и я заявляю здесь об этом долге. Я заявляю об этом от себя и от семерых мертвых товарищей. Я живой и имею голос – за всех.

– Нет! Ты не имеешь голоса, ты не существуешь! – Оохр крикнул затем что-то нечленораздельное, Валуй бросился с ножом на Кремня и… застыл. Арья вздохнула, тьма сгустилась, стиснув Охра и Валуя. Их парализованные тела поднялись над полом хижины и замерли. Но Оохр не унимался.

– Ты не можешь быть голосом мертвых! Ты должен разделить их судьбу, если вы одно целое… к-команда! Ему с трудом удалось выговорить слово, оно застряло в глотке, как кость. И еще он был в бешенстве, начиная понимать, что ничего у него не выйдет.

– НЕТ, НЕ ДОЛЖЕН. Я ПОНИМАЮ ТЕБЯ, ЧЕЛОВЕК. ЧТО ТЫ ХОЧЕШЬ ПРИНЯТЬ В УПЛАТУ ДОЛГА ЖИЗНИ СЕМЕРЫХ МЕРТВЫХ СПЯЩИХ И ОДНОГО ЖИВОГО СЕБЯ?

Кремень прекрасно понимал: Это покруче… дурное слово алчных людей, нет, оно не годится. Он понимал: Это могущественнее мифического Монолита. Он может пожелать всего, чего угодно. Кто как, а он в Зоне не из-за богатства или утоления душевной боли… просто Зона, Арья – это для него, остальной мир, даже миры – не в счет. Так бывает, когда одинок и все становится чужим. И вдруг среди опасностей, рискуя стать мясом или ужином, сквозь боль, обман и грязь, становишься нужным, живым… А на «воле» что? След прошлых глупостей, отторжение когда-то близкими… Ему не поможет никакое богатство. Никакое самоуспокоение. Здесь его дом и здесь его жизнь. Жизнь! В его голове ясно возник образ: жизнь и время, семеро живых у костра, длинная, застывшая в прыжке ночь…. Арья наблюдала, конечно, она видела все его мысли. Володя промолчал. Слова могут все испортить. Оохр и Валуй опустились на пол хижины, Серп смотрел прямо на него, его огромные мускулы расслабились. Даже Фарг, казалось, сменил цвет пламени с красного на синевато-белый, тихий и горячий. Все знали, каким-то неведомым чувством, каково будет решение.

– Я ВИЖУ ТВОЕ ЖЕЛАНИЕ. ДА БУДЕТ ТАК. ЧТО ДЕЛАТЬ СО СПЯЩИМ ВАЛУЕМ? ТЕБЕ ПРЕДОСТАВЛЯЕТСЯ ПРАВО СУДА.

Валуй похолодел.

– Уступаю право тебе,.. Арья. Ибо сказано «не судите, да не судимы будете». Поступай, как хочешь.

Оохр выступил вперед:

– Арья, сделка есть сделка. Я все равно должен получить «кровавый янтарь». У меня и у этого… человека нет обязательств.

– ВЕРНО. ТЫ МОЖЕШЬ ВЗЯТЬ ОБА, СДЕЛКА БУДЕТ ЗАВЕРШЕНА.

Оохр схватил второй камень с ладони Серпа. Тот хмыкнул:
– Зато у Великого Монолита есть возражения. Он убедился, что у тебя низкие помыслы Оохр. Ты здесь никто и даже Арья не смеет помешать мне продырявить твою тушу во славу Монолита. – Серп выхватил огромный тесак и одним махом отхватил пятерню владыки бюреров. Правую. Затем подобрал ее, разжал пальцы и вынул артефакты, поведя лезвием навстречу приближающемуся ревущему Оохру: – Назад. Или лишишься второй руки. По некоторым земным законам ворам отрубают руки. Разве ты не пытался украсть жизни у кровососов? Разве не твоя воля вызвала все это?

– ОТРУБАЮТ РУКИ? ИНТЕРЕСНО. ПОЧЕМУ ЭТО ПРОИСХОДИТ?

– Орудие преступления. А если ворует обеими руками – отрубают обе.

Серп сжал артефакты в кулаке и приложил руку ко лбу. Но по его виду можно было догадаться, что даже Арья, Зона не заставит его расстаться с ними.

– ООХР, ТЫ МОЖЕШЬ ВЕРНУТЬСЯ В АРХ И В СВОЙ МИР. ТВОЙ ОБЛИК В ХАОСЕ СТАНЕТ ОБЛИКОМ СПЯЩЕГО – ВОРА ЖИЗНИ. ДА СТАНЕТ ПЕПЛОМ ВСЕ, РАДИ ЧЕГО ОН ГРЯЗНО ЖИЛ! РУКИ… ИНТЕРЕСНО…

Последнее, что помнил Кремень – Оохр медленно, кособочась, вскарабкался на небольшой камень и ступив в Арх, пропал. Следом в воздух поднялось тело Валуя и поплыло к Арху, засветившимся гневными огненными искрами… совсем такими, как сфера Фарга.

И тут же занавесь задернулась. Ткань, состоящая из сотен кожаных ремешков, стеблей растений, жил животных… бюрерских рук дело. Она будто покрыла лицо Кремня, как саван. Он снова потерял сознание, провалившись в липкую темень, где не было ничего, кроме глубокого обморока и бессилия. Ни Арьи, ни Охра, ни Арха. Ни Валуя, ни Серпа, ни Фарга. Просто темнота, в которой остановилось его время.

Было еще многократное это от голоса Арья…

– ДА СТАНЕТ ПЕПЛОМ…

Арья?.. Кто это?..

13.

Глаза никак не хотели открываться. Кремень руками попытался разодрать веки, как вдруг кто-то мягко, но твердо остановил его намерения, положив тяжелую руку на плечо. На лицо плеснули воды, промыли, протерли намоченным бинтом от слипшегося пепла глаза. Затем рука поднялась с его плеча. Только тогда Володя смог, наконец, сесть прямо и осмотреться. Он уже настолько пресытился чудесами, что вид семи огромных монолитовцев, Ангелов Света или просто асов, не вызвал никаких эмоций. Конечно, он о них слышал, не вчера в Зону попал. Подумаешь. Тут только что с этой разговаривал, как ее…

Он уже забыл Ее имя.

Они сидели вокруг костра, на котором жарилось непонятное существо. Семеро асов, Кремень и Фарг, только уже не такой огненный, как раньше, почти человеческий, если не считать некоторую дымчатость. Монолитовцы молча перекусывали, только сейчас в ноздри сквозь запах гари, ставший уже родным, просочился мучительно вкусный запах жареного мяса, заурчало в желудке и появилось твердое ощущение, что если сейчас ему не дадут кусок – он изжарит и съест собственную руку.

Руку!

Его правая кисть была на месте. Никакого намека на шрам. Ну… почти никакого. Кожа на запястье казалась слишком чувствительной, слишком «новой», не загрубевшей. Как если бы рана зарубцевалась, но кожа еще не приобрела ту заветренность и вид въевшейся в странствиях грязи… ну, как это обычно и бывает у сталкеров. Медленно Кремень показал руку Фаргу в немом вопросе.

– Ну… вот так тоже бывает, – Ему показалось, или Фарг улыбается? – Прости, я бы и не забирал ее у тебя, знаю, тебе было больно. Но у тебя не было шансов дойти до конца самому.

В голову снова возникла ясная картинка: споткнувшийся человек валится на камень, подымая тучу пепла… рука, хватающая его за шиворот, потом за рюкзак. Сознание, рассудок отказывались принимать очевидное: столько боли и мучений, лазанье на дерево с этой культей… все ради одного эпизода с падением? Да, это могло стоить жизни, но…

– Нет, конечно, не только ради этого… – Фарг принял от монолитовцев флягу и с видимым наслаждением сделал глоток – мне нужно было как-то попасть в ту хижину Оохра, а сделать это я мог только в твоем теле. Оохр не пустил бы меня, только человек мог туда войти. А для этого тело его должно было быть целым, так что пришлось вернуть тебе твою руку. Не в обиде, пригодится?

Фляга пошла по кругу. Досталось и Кремню, тот приложился. Спирт. И как этот Фарг его с довольной рожей пьет?

– Пригодится. Ладно, с этим разобрались.

Кремня ткнули кулаком в бок и передали кусок мяса на здоровенном ноже. Он так и не спросил, чье это мясо, просто впился зубами, но при этом умудрился снова посмотреть на Фарга и снова вопросительно.

– Да, здесь дичи нет и жизни в том понимании, в каком ты привык к ней, нет. Это – побочный эффект работы Арха. Обратный поток выбросил откуда-то этого шивардала к нам. Живого, прикинь! Не пропадать же добру!

Арх… шивардал… Что бы это значило?

Кремень почесал пепельную шевелюру и выдавил, наконец, то, что его теперь так мучило:

– Знаешь, я все вроде бы помню, но постепенно, минута за минутой, картинки будто бледнеют и рассыпаются, исчезают имена, лица… Оохр этот… я уже и не помню его… почти. Валуя помню четко, тебя. Почему так?

– Это не твоя реальность. Поэтому мозг и не в силах удержать образы. Но они будут приходить в снах. А иногда и так, как видения. Это тебе мой подарок, он полезен будет, правда. Только не говори никому, а то простому человеку свойственно видеть повсюду мутантов, зомби и просто психов. А неиспользованных патронов в Зоне куда больше, чем бьющихся сердец. Хотя… наверняка все равно прослывешь предсказателем. И Оохр, и Арья теперь будут прислушиваться к тебе. Сейчас ты уже забываешь, забудется почти все, кроме отдельных эпизодов и всех тех, кто участвовал в этом суде и в этой игре. В минуты кризиса, если поймешь как, ты сможешь обратиться к кому-то из присутствовавших там. Это и есть твоя награда. Ничего выше нет ни в Хаосе, ни в мире людей.

– Почему? Почему они будут слушать меня?

– Как почему? Потому что ты сел за этот игровой стол. Не с кем-нибудь, а с ними. А тем более – потому, что встал из-за него, не потеряв лица и жизни. И духа. Не важно, сильный ты игрок или нет, чья ставка была значительнее, важно, что ты выиграл. Ладно, тебе этого пока не понять, с возрастом, с опытом поймешь, что не только сила, крутизна, артефакты и деньги все решают. Оохр тоже это понимает, уверен, он вряд ли использовал бы теперь эти проклятые «янтари», даже если бы они у него и были. Совесть и бюрерам свойственна, от нарушения равновесия они тоже, в конце концов, пострадали бы. Круг бы замкнулся, Арья даровала бы им нового врага, сильнее прежнего. Это наверняка понял и сам Владыка бюреров. Ему теперь долго придется приходить в себе, оживать и осмысливать пережитое, его подопечные тоже умерят активность. И в этом заслуга твоя и моя. Более – твоя, я все-таки поступал по велению долга.

– Кто ты, Фарг? – Кремень посмотрел ему прямо в лицо. Пришло время вопроса, которым он ранее почему-то не задавался. Фарг сделался грустным.

– Нельзя было без этого вопроса… Ну, ладно, в тысячный раз тоже можно ответить. Я – сущее, служащее равновесию. Сейчас я имею форму человека. Но скоро это будет, возможно, кровосос. Иногда среди всех центров существования Зоны, будь то сама Арья, Монолит, люди или звери – хотя я разницы почти не вижу – возникает дисбаланс. Ну, вроде этого случая. Или, скажем, всех кабанов охватит безумие – желание сожрать всех собак… Тогда я приму другое обличье, более актуальное. Ну, помнишь, людоед из «Кота в сапогах», который мог и в мышку превратиться… Вот и я так. Могу в человека, в людоеда, в контролера или в кровососа… На одно мое человеческое воплощение приходится пять-семь прочих, поэтому я так и радуюсь, спирт с тобой пью. Когда еще доведется!

– А что будет с «кровавым янтарем»? Вдруг Оохр снова захочет его получить?

– Это вряд ли. Ему здорово досталось, а за повторение этой выходки грозит смерть и проклятие. А вот тем, кто его сменит… Ну, в ближайшие лет десять это вряд ли произойдет. Оохр пока слишком силен. А сами артефакты… смотри!

Фарг разжал здоровенный кулачище. Оба кроваво красных камня всплыли в воздух. Восемь пар глаз следили за ними со смутным чувством вожделения. Пока Фарг не сжал их в кулаке снова.

– Они отправятся со мной. Никто их больше не увидит. И, мой совет тебе: сам не пытайся получить их снова и отговаривай других. Рано или поздно «кровавый янтарь» попадает ко мне, а затем в небытие, откуда ничто вырваться не может. Вопрос в том, какой ценой и кого заберет с собой. Сколько жертв и потрясений будет на пути – неизвестно никому, так что «кровавый янтарь» – это один из многих предметов, неизвестных людям, которые трогать не стоит. Хорошо бы, чтобы они именно это знали как «Отче наш», но еще лучше, чтобы об этом камне не ведали вовсе, но благодаря таким как ты…

– Разве ты не можешь просто стереть память?

– Память стереть нельзя, это лишит тебя части личности. С моей стороны сделать так после того, что ты сделал для всех – верх свинства. Память сама отберет, что помнить, она тоже подвержена потрясениям и может избавиться от неприятного… Ладно, пора прощаться. Асы тебя проводят в твой мир. Оставаться потом с ними друзьями или нет – это уже ваши дела. Но уйти вам надо быстро, Хаос не терпит жизни, его ярость будет нарастать.

Фарг осмотрел всех сидящих у костра и вышел из низкой пещерки. Снаружи раздалась ослепительная белая вспышка, затем грохот обвала… А, может, это дерево обрушилось. И снова встало другим стволом на том же месте, миг спустя. А затем наступил местный благодатный выброс. Это Кремень понял уже снаружи – монолитовцы подхватили его под руки и побежали по тающему ковру пепла, перемахивая через трещины и поваленные обугленные остатки леса. Их глотки выдыхали горький воздух и эхо тяжелого дыхания над ухом отдавалось в голове еще долго… Но – в мир привычной Зоны попал только человек, мир пепла раскрылся как веки глаза и сталкер в пепельно-сером драном комбинезоне будто пробкой вылетел из пустоты, врезавшись плечом в мягкий бок плоти, сиганувшей от ужаса и неожиданности в камыш с диким визгом. Кремень понял все и сам: асов всегда семеро и им сейчас не нужен брат. Что ж, хорошо и так. Пришел незваный, зато ушел недраный, как говорит полузабытая русская пословица.

Это Серп. Серп схватил его за шкирку и швырнул как кота. И закрыл проход, как и обещал Фарг…

Кто такой Фарг? Будто в памяти что-то ускользает… как песок, как пепел сквозь пальцы. Ускользает… как во сне, близкий единственный друг заходит за угол, ты бежишь, сшибая прохожих… а за углом никого. Память уснула.

Размышляя о странных вещах и пытаясь вспомнить детали прошедших суток, он все больше путался, все большее из пережитого казалось сном или кошмаром. Когда он дошел до Сгоревшего… тут его что-то кольнуло: место казалось знакомым… будто. Он, почему-то, потер запястье правой руки. Но ничего не случилось, хутор был совершенно пуст и заброшен. Несколько пепелищ и огромный обгорелый тополь, будто пришедший из Хаоса… Откуда? Нет, надо убираться отсюда! И напиться до чертиков. Бармен всегда рад, когда кто-то из рейда приходит, потому что всегда напивается и непременно до чертиков. Ну, в смысле: казаться начинает черти что. Сущности всякие. Вот, как раз есть повод проверить, похожи ли черти Зоны на обычных чертей. Где тут тропка на Бар?..

И уже в районе Северного хутора, помимо желания напиться, Кремню хотелось разве что вымыться и сменить одежду. Эту не отстирать, пепел пропитал ее всю, гадко в этом комбезе как-то. Но Сидоровичу сгодится, как раз по дороге. Он, всякую дрянь по дешевке берет… и охота ему… хрену старому…

14.

Бюрер по имени Валуй брел по ковру пепла к бесконечному горизонту. Солнце жгло так, что на теле постоянно обгорала кожа, но каким-то чудом немедленно восстанавливалась… И снова сгорала… и снова нарастала… Пару раз Валуй сдуру умудрился гневно поглядеть на солнце и теперь его в который раз обновившиеся красные глаза запустили в мозг блуждающую боль, внутри черепа страшно скрежетало, казалось, сейчас лопнет голова от закипевшего мозга… снова сменявшегося прежним и закипающим снова… Глаза же, восстановившись в несчетный раз, снова лопнули и снова запеклись потеками крови со слизью, и вновь выгорели с угольной кожи под новыми глазами, которые снова… Веки тоже снова и снова обгорали, раз за разом. И снова он –видит, прикрывая новые глаза обрубками рук, главное в этом деле – не смотреть на солнце. Но как же на него не смотреть? Он уже с трудом помнил, как его швырнуло в Арх, при этом он лишился обеих кистей рук. За воровство. Его тело скрючило и исковеркало до размеров и пропорций бюрера. Лоб, казалось, треснул и через него пульсировал мозг, вспучиваясь и опадая. А затем… его понесло куда-то вверх… проклятый Арх выбросил его на эти жуткие облака мира с названием Хаос. В наказание. Что ж, и по облакам вполне можно идти, даже грешнику. Постоянно сгорающие сучья деревьев непрерывно вонзались острыми обугленными концами в подошвы и так обгорающие до мяса каждый миг – облака сверху представляли собой сплошной ковер из спекшихся частиц раскаленного пепла, на которых расплавился бы и свинец. Но постоянно плавилась разве что вновь мгновенно нарастающая кожа. И вновь, вновь и вновь обгорало тело.

Зато теперь в оседающем пепле Хаоса есть и его, Валуя, часть… Часть вечности.

Только однажды ему посчастливилось. Начался выброс, последний в его пути или нет – какая разница… Огненная дорога из облаков будто треснула, он провалился, полетел вниз, как в бездонный колодец… Смешалось время, пространство, логика, судьба просто издевалась! Или… Будто во сне, он видел как идет по знакомым болотам, как видит своего злейшего врага… человека… у него еще имя такое… как эти раскаленные камни… Человек тонет в жуткой болотной трясине, в яме, окруженной холодцами и Настом, в Чертовом Кольце… Это очень несправедливо, душа бюрера заныла, расколовшись гневным стоном раскаяния на всю Вселенную. Валуй вошел по грудь в это кольцо, Холодец жег его кожу, он страшно рычал… протянул культи, сжимая какое-то бревно… откуда он его взял? Но человек остался жить. У него была какая-то очень важная миссия, касающаяся его самого и его спасителя – ведь именно Валую было приказано спасти эту жизнь. Он спас. Валуй – хороший работник!

Почему же, все-таки, спасение не зачлось? Может быть, потому, что суд уже свершился? Или и спасением руководила корысть? Или судьба и Арья попросту не терпят торга?

А затем все снова стало пеплом.

Вечно сгорающий бюрер по имени Валуй снова шел по спекшимся раскаленным облакам. Он шел в свою собственную вечность, он ее полностью заслужил, всю – до мельчайшей частички пепла, до самого последнего уголька. И каким бы страшным ни казалось прошлое, какой жуткой не казалась бы боль, бюрер улыбался. Непонятно почему. Может быть, у него поехала крыша, а может просто ему стало легче. Может быть там, в конце вечности – Арья тоже поймет его. Так что идти, идти, идти… Валуй сильный. Он дойдет.

15.

Костер почти догорел, когда Сашок Факир зло пнул Володю Кремня ботинком. Он не на шутку злился: Кремень, пес шелудивый, заснул-таки на посту. Его смена. Хорошо, кровосос не проходил мимо. Или еще какая тварь из местного зверинца. Теперь они сидели друг напротив друга, Сашок уже перестал материться, зло морщился и набивал самодельную трубку, распотрошив папиросу. Гурман, блин… Повесили котелок на огонь, достали тушенку, гречку. Уже четыре, скоро в путь. Как раз остальных шестерых будить, тут и завтрак поспеет. А обедать уже богачами будут.

И тут Сашок вдруг вспомнил…
…и достал из-за бревна сверток. Кинул на колени Кремню.

– Проходил тут один мужик мимо, когда ты спал, дубина. Сказал тебе передать, да еще будить не велел, сказал, что устал ты сильно. А чего устал? Это ведь ты весь день в лагере просидел, пока мы охотились и хабар собирали. Но он настоял… почему я его послушался? Надо было еще тогда тебе наподдать!

– А как звали мужика того? – Кремень тер глаза, все еще не в силах полностью пробудиться. Почему-то ему чудился пепел в воздухе. Глюк. А может и вправду приснилось…

– Да Фрол, вроде. Погоняло Серп, кажется.

Серп? По душе садануло ледяной бритвой. Черт… где-то он это имя…

– А чего? Знаешь такого? – Факир заинтересованно замолчал. Прошла минута, пока Кремень беспечно потянувшись, зевнул и хриплым спросонья голосом ответил:

– Да вроде с Барменом у того дела.

Кремень взял в руки сверток. Странная ткань, будто из множества сплетенных кожаных ремешков, травинок, звериных жил, все перетянуто обгорелой проволокой. Раскрутив ее, он ахнул: на ладонь выскочил мягко переливающийся артефакт.

– Ух ты! «Веретено»! Ну и знакомые у тебя, Кремень! Прощаю! С тебя магарыч, уж и не знаю, за какие заслуги, учитывая, что ты все время у костра остаешься! Уж попомни, не обнеси, сегодня на Баре будем уже.

И покачивая головой, Факир ушел за хворостом в рощицу. От удивления забыв автомат у костра, чего никогда не делал раньше. Но Кремень знал: сегодня они все точно будут живы. Откуда-то знал.

Еще в свертке оказался военный летный планшет. Его он потом посмотрит… один. Почему один? Вроде от друзей нет секретов?

Но все-таки быстро переложил планшет в рюкзак. Звякнув металлическим термосом о банку тушняка. Или о старый бинокль.

Начинался дождь. Он, темный на сером, шел с неба, застывая во времени подобно каплям проливаемой крови… Низко летавшие вороны, пепельные в утреннем низком небе, почему-то наводили на какие-то мысли о вечности, постоянной сгоравшей и превращавшей в пепелище все сущее между… мирами? Почему-то мысли путались, метались в голове, а при взгляде на небо становилось больно.

Кремень мотнул головой.

Напиться. Обязательно, сегодня же. И непременно до чертиков.

© Дмитрий Гурыч, 2010